Онлайн книга «Без пощады»
|
Будет мне урок на будущее: экспромты должны быть экспромтами. Когда я вошел в казарму, выяснилось, что большинство офицеров попросту… спят. В дальнем углу сидели несколько итальянцев и что-то шепотом обсуждали. Недостаток громкости они восполняли ожесточенной жестикуляцией. Со стороны казалось, что смотришь архивную кинокомедию с выключенным звуком. В мою сторону они даже не посмотрели. Я нашел свободную кровать. Огляделся. Офицер, дрыхнущий по соседству, оказался Меркуловым. «Значит, не сбежал все-таки… Хватило ума… Ну и слава богу». Я осторожно сел на край облюбованной кровати. После многочисленных медицинских процедур, изматывающих бесед с Хвови и сногсшибательных новостей от Тылтыня я чувствовал себя опустошенным. И все-таки не ложиться же спать, если я только четыре часа как проснулся? Чтобы скоротать время, я открыл «Гвардейскую памятку». Сильная вещь. «Там, где наступает гвардия – враг не устоит. Там, где обороняется гвардия – враг не пройдет. Что такое гвардейский подвиг? Это значит убить врага и остаться в живых самому. А если умереть, то дорого отдать свою жизнь. Если гвардеец умирает, он оружие из рук не выпускает. Оно у него и мертвого на врага направлено. Тот не настоящий гвардеец, кто не убил ни одного оккупанта». – Тот не настоящий гвардеец, кто не убил ни одного оккупанта… – прошептал я. Я вспомнил атаку на «Атур-Гушнасп». Убил ли я хоть одного оккупанта? Мой «Дюрандаль» атаковал авианосец вместе с тремя другими машинами. Мы выпустили ракеты… Тогда же пуски «Мурен» были осуществлены и «Дюрандалями» соседней эскадрильи… Спонсон зенитной батареи наши ракеты вырвали из борта с мясом, как и подобает настоящим муренам. Но был ли там, на батарее, хоть один живой клон, «оккупант»? Может быть и так, и этак, зенитные батареи разные бывают. Единая концепция по сей день не выработана ни у нас, ни в Конкордии. Некоторые типы вооружения на боевых кораблях работают автоматически либо управляются дистанционно… Другие все-таки снабжаются живыми расчетами. В последнем случае целеуказание поступает от архизащищенных боевых постов, расположенных в корабельных недрах. Но живой расчет находится в башне непосредственно возле пушек и в случае неполадок берет управление на себя… Э, Пушкин, а ты лукавишь! При чем здесь «Атур-Гушнасп»? Вспомни «Яузу»! Не хочешь вспоминать? Когда тебя подобрала Риши при помощи ремонтного бота, тебя поместили к балеринам, верно? И приставили охрану из двух клонов – в смысле, настоящих клонов, самого что ни на есть демоплебейского происхождения. А дальше помнишь? Не очень ты и хочешь помнить дальше. Потому что чем дальше, тем ближе к финальному разговору с Риши, к появлению Иссы, к торпеде ВТ-500… Ну и все-таки. Когда штурмовая рота осназа под началом майора Свасьяна ворвалась на «Яузу» и отключила силовой эмулятор, ты дрался с охранником. Ты дал клону в морду. Отобрал автомат. Выстрелил. Поздравляю, гвардии лейтенант! Ты убил оккупанта. Носи свой гвардейский значок спокойно, он твой по праву. – Слышь, Пушкин, а я на тебя обиделся. Господи, только этого не хватало! Меркулов проснулся, но это прошло мимо меня, погруженного в невеселые фронтовые воспоминания. Капитан-лейтенант лежал на спине. Физиономию его я никак не назвал бы обиженной. Разве станет обижаться мальчишка, который пробрался на свалку старой техники, хватался за рычаги отслуживших свое комбайнов, открутил на память пару блестящих загогулин? Не-ет, в глазах Меркулова плясали шальные огоньки, а пальцы скрещенных на груди рук отбивали по бицепсам победный марш. Ни малейшего желания общаться с заводным каплеем у меня не было. – С добрым утром, – сказал я с затаенной досадой. – И почему же вы обиделись? – За нетоварищеское поведение. Ударился, понимаешь, в бега, а друга не взял! Меркулов и не думал понижать голос. Близость сотни спящих офицеров его не смущала. Итальянцы, жестикулировавшие в углу, прервали беседу и с испугом посмотрели на нас. Я перешел на громкий театральный шепот. – Мы сейчас всех перебудим. – Ты, Пушкин, от темы не увиливай… Ладно, погоди секунду. Сейчас я оденусь, выйдем, поговорим. – Может, потом? – Никакого потом не будет! Скоро взлетим и начнется: Х-переход, орбитальный маневр, Большой Муром. На Муроме перекинут нас в другой транспорт, а там уже «контра» с распростертыми объятиями. Где были? Что делали? Как вели себя в плену? Замотают нас, Пушкин, до полного оюения. Какие там разговоры! – Хорошо, пойдем, пойдем. Только чш-ш-ш-ш… Мы вышли в коридор. Меркулов был бодр, румян и весел. Его вполне зримо распирало какой-то неведомой мне новостью, а еще – предвкушением моего рассказа о десятках собственноручно задушенных пехлеванах, сбитых вертолетах и взорванных мостах. – Ну, рассказывай, чертяка, про свое нетоварищеское поведение и как дошел ты до жизни такой, – сказал он, по-шутовски важничая, изображая из себя не то пресс-офицера, не то следователя военпрокуратуры. Я начал нехотя, лениво, надеясь, что он вот-вот меня перебьет и скажет: «Ясно, молодец. А вот я…» Но он слушал на удивление внимательно, несколько раз требовал подробностей, а когда я дошел до манихеев – засыпал ворохом вопросов, неожиданно компетентных. На многие из них я, честно признаюсь, просто не знал, что и ответить. В самом деле: были на манихеях «шапочки», как выразился Меркулов, или нет? А перстни с крупными непрозрачными каменьями, по виду – «булыжники чистой воды»? А розовое прямоугольное пятно на правой кисти? А заметил ли я у них жаберные щели на шее под ушами? – Товарищ капитан-лейтенант! – наконец взмолился я. – Ну войдите в мое положение! Темень, стрельба, вертолеты… Я – считайте голый, раненный в плечо, окоченевший в этом проклятом Стиксе! И в довершение всех бед тот человек, который знал русский язык и назвал себя Сержантом, подозревает во мне клонского шпиона! И собирается перерезать мне горло здоровенным ножом! Какие я должен был разглядеть щели у него на шее?! – Жаберные. – Меркулов невозмутимо пожал плечами. – Ладно, не мучайся. Не заметил – значит не заметил… Так чем, говоришь, дело кончилось? – Счастливым концом. Зло победило очень большое зло. – Чего? – Иронизирую, извините… Факты таковы. Егеря устроили засаду ниже по течению Стикса. Перестреляли манихеев. Катамаран сел на мель. Я добрался до берега. Там меня подобрал вертолет Второго Народного кавполка и доставил в госпиталь. |