Книга Версаль. Мечта короля, страница 37 – Элизабет Мэсси

– Похоронена вместе со своей семьей.

– Без погребальной церемонии? – удивился Бонтан. – Это унизительно даже для мертвых.

– Погребальная церемония могла бы привлечь внимание, – сказал Фабьен.

Король зажмурился, но тут же снова открыл глаза и взглянул на брошь. В душе бурлил гнев, но внешне он оставался спокоен, говорил ровно и нарочито медленно:

– И что плохого, если бы придворные отдали несчастной девочке последний долг? Я не понимаю вас, Фабьен. Вы вселили в меня надежду, которая теперь разбилась вдребезги. Вместе с моим сердцем, кстати. Почему вы прятали тело Шарлотты от меня?

– Потому, ваше величество, что вы дали мне не только оружие, но и право выбора. И это право позволило мне скрыть обстоятельства смерти Шарлотты Партене, которая, как ни печально, тоже умерла, но не одновременно с ее родителями и братом. Зачем, спросите вы? Затем, что мы это знаем наверняка, а убийцы девочки до сих пор сомневаются. Вдруг она выжила? У них нет уверенности, а значит, они обязательно сделают ошибку.

Людовик кивнул и сжал брошь в ладони. Он столько мог бы сказать и даже крикнуть, но доводы Фабьена были здравыми. Гнев в душе короля растаял, превратившись в горе. Людовик сделал над собой усилие, чтобы удержать готовые брызнуть слезы.

– Она сильно мучилась?

– Увы, да.

– Надеюсь, ее мучения были недолгими.

– Я застал последние минуты Шарлотты. Нападение на семью Партене произошло ранним утром. Поэтому… сами понимаете.

Людовик приколол брошь к своему камзолу.

– Господин Фабьен, надеюсь, вы не рассчитываете, что я одобрю вашу тактику?

Фабьен наморщил лоб и некоторое время подбирал нужные слова. Потом ответил коротко:

– Нет, ваше величество. Не рассчитываю.

Бонтан тихо вздохнул, однако король принял ответ с легкой улыбкой.

– Ваша честность – тоже оружие.

– Как вам угодно, ваше величество.

Людовик снял брошь, спрятал в карман камзола и вышел из кабинета. За ним последовали гвардейцы. Фабьен тоже хотел уйти, однако Бонтан его задержал.

– Когда король говорил о ваших промахах, я ни слова не сказал в вашу защиту, – признался Бонтан.

Фабьен кивнул.

– Надеюсь, вы понимаете причину.

Фабьен бесстрастно смотрел на первого камердинера. Потом спросил:

– У вас все?

Бонтан кивнул. Фабьен подошел к двери, потом вдруг обернулся:

– При дворе появился человек. Его лицо мне незнакомо. Никто мне не сообщал о его приезде, однако этот человек почему-то пользуется покровительством короля и беспрепятственно бывает в покоях его величества. Кто он такой? Как его зовут?

– У вас хватает своих дел. Не стоит разбрасываться, господин Маршаль.

Мысли Беатрисы постоянно возвращались к благосклонному вниманию, которым король одарил госпожу де Монтеспан. Наконец она поняла: пора переходить к решительным действиям. Двор должен узнать о таком сокровище, как ее Софи. Первым шагом Беатрисы стал прием для узкого круга.

Едва стемнело, приглашенные собрались в одной из ее уютных гостиных. Помещение было ярко и со вкусом украшено осенними фруктами и цветами. В напольных серебряных канделябрах горели свечи. Для услады гостей музыкой пригласили обаятельного светловолосого виолончелиста, попросив играть исключительно веселые, зажигательные мелодии.

Беатриса и Софи встречали каждого гостя. Разумеется, пригласили и Шевалье. Он явился в изящном камзоле и бордовом плаще. Внимательно оглядев гостей, он тотчас заприметил виолончелиста и послал ему сладострастную улыбку.

– Кузен, смотрю, вы в хорошем настроении, – сказала ему Беатриса.

Покачивая бедрами, Шевалье остановился возле нее:

– Разве может мое настроение быть плохим, когда вокруг столько красоты? – Он подмигнул Софи. – Между прочим, свита Генриетты начинает производить все более унылое впечатление. Усталые, постные лица. Им нужна свежая струя. Очарование юности. Я разузнал насчет возможности для нашей дорогой Софи войти в свиту ее высочества.

– В свиту Генриетты? – нахмурилась Беатриса. – Стоит ли Софи идти к супруге Филиппа, когда положение маркизы де Монтеспан с каждым днем становится все крепче? Я собственными глазами видела, как король на нее смотрел.

– Решение уже принято. Никаких возражений. Если не забыли, ваше присутствие при дворе целиком зависит от меня. Вы обе здесь на правах моих родственниц, а не наоборот.

Воцарилась пауза. Беатриса, которой только что указали ее место, достаточно скоро овладела собой.

– И когда Софи сможет войти в свиту Генриетты?

– Достаточно скоро. Одна из ее фрейлин приворовывает. У Мадам кончается терпение.

Шевалье повел Софи танцевать. В иной ситуации он не подверг бы себя такой пытке, но сейчас… Танец позволял ему беспрепятственно разглядывать виолончелиста.

Танцевальные способности Софи ничуть не улучшились. Она переваливалась с ноги на ногу, отчаянно пытаясь не сбиться с ритма. Шевалье любовался виолончелистом и одновременно поучал неуклюжую дочку Беатрисы:

– Моя дорогая Софи, танец – это разговор, облаченный в движения. Здесь полно правил и ограничений. Совсем как в платье, которое сейчас на вас.

– Вам оно нравится?

Шевалье привлек ее к себе, но так, чтобы постоянно видеть музыканта. Он уже представлял, как им было бы хорошо в постели. Сколько ласк они подарили бы друг другу. А потом Шевалье овладел бы светловолосым красавцем, стал бы его повелителем.

– Я все хотел вас спросить: вы по-прежнему… нетронутая? – шепотом спросил Шевалье.

– Что значит «нетронутая»?

– Вашим пальчикам когда-нибудь бывало… любопытно?

– Я не понимаю, о чем вы.

– Очень даже понимаете, – шепнул он, прижимая Софи еще теснее, чтобы она ощутила набухшую «мужскую снасть» у него между ног.

Софи пыталась вырваться, однако Шевалье держал крепко. Он чувствовал ее лобок, но представлял, что ласкает этого безумно соблазнительного виолончелиста.

Едва дождавшись окончания приема, Шевалье выскользнул из дворца и почти побежал по лесной тропинке, слабо освещенной лунным серпом. Его ноги намокли от холодной росы, но Шевалье было жарко. Он думал о скором наслаждении, ожидающем его под покровом темноты.

Виолончелист был уже там. Музыкант стоял под тюльпановым деревом, скрестив руки.

– Я пришел на урок чуть пораньше, – сказал Шевалье.

Взяв виолончелиста за руку, он слегка прикусил его палец. Тот ответил жарким, страстным поцелуем и крепко прижался к Шевалье, издавая тихие стоны – предвестники наслаждения.

– Ах, – промурлыкал Шевалье.