Книга Давай нарушим правила, страница 22 – Алисон Робертс

– Нормальная. Но Рита, наша домработница, лучше ко мне относилась. Она учила меня готовить и печь. К тому времени, когда мне стукнуло восемь, я уже проводила на кухне так много времени, что бабушка решила: няня мне больше не нужна, и уволила ее.

– Домработница, няня. Должно быть, твои предки довольно богаты.

– У нас только одна общая ванная, и еще у дедушки с бабушкой в спальне есть небольшая ванная комната с душем. – Пенелопе больше не хотелось говорить о своей семье. Она плюхнула еще пригоршню пены перед собой, чтобы не смотреть в лицо Рэйфу. – А сколько ванных в этом особняке?

– Вообще-то я не считал. Ну, несколько точно есть.

– Надо полагать, – рассмеялась Пенелопа. – А почему тебе захотелось купить этот дом?

Рэйф откинул голову на край ванны и сказал:

– Однажды, еще ребенком, я побывал тут на Рождество. И мне показалось, что у людей, живущих в этом доме, должно быть, идеальная жизнь.

– Твои родители были дружны с владельцами особняка?

Теперь рассмеялся Рэйф:

– Шутишь? Я тогда приехал сюда с целой кучей других детей из семей, которые называют «неблагополучными». Таких часто берут в приемные семьи ради денег, а когда это выясняется, ребенка снова «спасают» и отправляют в другую приемную семью, где его будут меньше обижать.

Пенелопа, потрясенная, сползла чуть ниже в воду. В памяти всплыли слова, сказанные Рэйфом, когда они вместе наблюдали под дубом, как обмениваются брачными клятвами Кларисса и Блэйк: «Вы знаете, что это такое – иметь семью. Родителей». Рэйф тогда назвал Пенелопу счастливой, а в глазах его было столько печали.

Значит, когда он был маленьким мальчиком, ему казалось, что, если ты живешь в большом особняке, у тебя обязательно есть семья, которая тебя любит?

Пенелопа почувствовала, что вот-вот расплачется. Ей захотелось дотянуться сквозь время к тому мальчику и обнять его крепко-крепко, как это сделала бы Мэгги, и отвести его в приют «Радуга».

Может, потому Билли смотрел на этого мужчину с таким обожанием? Чувствовал, что у них много общего?

– В мое время таких приютов, как «Радуга» не было, – тихо произнес Рэйф. – Хотел бы я в те годы оказаться в подобном месте. – У него вырвался короткий смешок. – Случись такое, я, возможно, не нарушил бы в жизни так много правил.

Пенелопа улыбнулась дрожащими губами.

– Но все-таки ты свернул на верный путь. Посмотри, чего ты достиг, кем стал…

Она, пошевелив ногой, коснулась ноги Рэйфа, и тот, обхватив под водой пальцами лодыжку Пенелопы, мягко сказал:

– А мне ужасно интересно, какова ты. Каждый раз, когда я говорю себе, что, наконец, понял твою натуру, ты вытворяешь что-нибудь эдакое, до чертиков изумляющее меня.

– Например?

– Нарушаешь правила. Не отвела Билли в полицию, поднялась со мной наверх, хотя думала, что это запрещено.

Пальцы Рэйфа начали нежно поглаживать ее лодыжку, посылая вверх по ноге волны удовольствия. В животе что-то приятно сжалось. Вместе эти ощущения сплелись в одно – мучительное и изысканное одновременно.

– Не танцевать на публике – это тоже одно из твоих правил?

– Что?! – воскликнула Пенелопа.

– Я видел тебя тогда, танцующей в лабиринте. Я стоял на балконе.

– А откуда ты узнал, какую песню я слушала?

– Ты оставила свой плеер на столе в холле. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы выяснить, какой трек слушали последним.

– Ты шпионил за мной! – Пенелопа вырвала ногу из его пальцев, встала и вылезла из ванны.

Рэйф, должно быть, тут же вылез следом, потому что, обмотавшись полотенцем и повернувшись, Пенелопа увидела его рядом с собой. По его телу ручейками стекала вода. Он взял ее за руки и горячо возразил:

– Я не шпионил! Я хотел больше узнать о тебе.

Пенелопа всем существом ощущала его близость и то, что Рэйф обнажен. Она чувствовала жар, исходящий от его кожи, и мужской запах, который не заглушали даже ароматы пены и соли для ванны. Волосы Рэйфа свисали мокрыми прядями, на подбородке темнела щетина, а в глазах было такое выражение…

– Ты по-прежнему меня интригуешь, – прошептал он. – Нет, правильнее будет сказать, что ты меня изумляешь.

Пенелопа затаила дыхание.

Она его изумляет? В это невозможно было поверить. Она в жизни никого не изумляла. Высшей похвалой от деда были слова, что он гордится ею, а от бабушки – лишь кивок и улыбка.

Рэйф – очень успешный человек. Он владелец огромной компании и только что купил поместье, которое по карману лишь немногим. Что же такого изумительного он нашел в ней? И ведь, судя по тому, как он смотрел сейчас на Пенелопу, он не лгал.

Она еще держалась на ослабевших разом ногах, но пальцы, придерживавшие у груди полотенце, начали потихоньку разжиматься.

С тела Рэйфа все еще капала вода. Он обвел мокрыми прохладными пальцами лицо Пенелопы, и там, где они коснулись ее кожи, вдруг стало горячо. А Рэйф, глядя ей в глаза, уже поочередно касался ее виска, скулы, носа, рта, проследил красиво изогнутую линию верхней губы, а затем его палец застыл на пухлой нижней губе.

Пенелопа увидела, как желание затопило глаза Рэйфа. Он приблизил к ее лицу свое лицо. Его рот замер на расстоянии волоса от ее губ.

Это был не поцелуй, но что-то более глубокое – контакт не физический, но духовный. Ожидание прикосновения рта Рэйфа было мучительным, и в то же время ничего замечательнее Пенелопа еще не испытывала. Ее переполняло ощущение близости, понимание происходящего, чувство защищенности. Удивительно, но она чувствовала себя в безопасности рядом с этим мужчиной, хотя понимала, что вот-вот их взаимная страсть вспыхнет с той же силой и красотой, что и фейерверк в небе.

Когда Рэйф наконец коснулся ее губ, полотенце выскользнуло из пальцев Пенелопы. Одним поцелуем все не ограничилось. Их были тысячи: и кратких, легких, и долгих, знойных.

А когда колени Пенелопы были уже готовы подогнуться, Рэйф обхватил ее за плечи, поднял на руки и понес туда, где обоим хотелось сейчас оказаться.

В его кровать.

Сорвав с постели одеяло, Рэйф уложил на нее свою драгоценную ношу. Лампу у кровати он оставил включенной, чтобы видеть выражение глаз Пенелопы, занимаясь с ней любовью.

Ему хотелось ласкать эту женщину неспешно, долго, потому что все сейчас было точно так, как и в прошлый раз, в ночь фейерверка, только лучше.

От нее исходил божественный аромат, и причиной тому были вовсе не душистые соли и не пена для ванн. То, что сейчас происходило между ним и Пенелопой, было не просто сексом. Это был разговор даже не тел, а душ, стремящихся друг к другу.

Даже после того, как страсть была утолена, размыкать объятия не хотелось. Рэйф прижал Пенелопу к себе, а она положила голову ему на плечо.