Онлайн книга «Давай нарушим правила»
|
– О, Пенни… – прошептал он ей в волосы и тут же поправился: – То есть, Пенелопа. Я забыл, что ты терпеть не можешь это имя. – Можешь называть меня так, я не против. В ее голосе слышались легкая хрипотца и удовлетворение. – Пенни тебе больше подходит. – Губы Рэйфа сложились в лукавую улыбку. – Теперь я буду мысленно называть тебя только так. – Почему? – Имя Пенелопа оно какое-то… ну… высокопарное, что ли. Такое чопорное и безукоризненное – как ты сама в тот день, когда впервые пришла ко мне в офис, или как выглядела в серебряном платье на свадьбе. – Он фыркнул. – Я и подумать тогда не мог, что увижу тебя в пижаме или в спортивных штанах и в свитере в горошек. – Не напоминай! Рэйф почувствовал, что тело Пенелопы напряглось. Он прижался губами к ее волосам, надеясь, что она расслабится от его поцелуя. И это, кажется, сработало, потому что она весело сказала: – Я так смутилась, когда ты застал меня в пижаме. Я обычно хожу в ней по дому, только когда никто меня не видит. – То есть когда ты – Пенни, а не Пенелопа. Она вздохнула. – Моя лучшая подружка в школе звала меня Пенни, но я попросила ее прекратить. – Почему? – Кое-кто из одноклассников знал обо мне больше, чем я сама. Они заявили мне, что меня назвали Пенни, потому что я, как и монетка в один пенни, никому не нужна. Не нужна даже собственной матери, которая из-за этого умерла. – Дети порой могут быть очень жестокими. – Рэйф погладил ее по волосам. – И что ты им ответила? – Что меня зовут Пенелопа, а не Пенни. А после сказала учителю, что те, кто меня дразнил, курили тайком за школой, и у них после были из-за этого неприятности. – Тебе стало легче? – Ненамного. А потом я вернулась домой и начала задавать вопросы, из-за которых неприятности возникли уже у меня. У бабушки разыгралась мигрень, и она слегла в постель на три дня, а дедушка велел мне больше никогда не говорить на эту тему. Так в нашем доме появилось еще одно правило. – Звучит так, словно у вас была куча правил. – Да. – Каких? – Ну, обычных. «Делай, что тебе говорят, и не перечь, получай хорошие оценки в школе, не кури и не пей спиртное. Ходи на свидания только с приличными мальчиками, которых мы одобряем». Рэйф снова фыркнул: – А мою кандидатуру они бы одобрили? Судя по голосу, Пенелопа улыбалась, отвечая на этот вопрос: – После того, что мы только что сделали? Очень сомневаюсь. – Так ты ради меня нарушила еще одно правило? Повезло мне. – Он еще раз поцеловал ее в спутанные волосы. – Наверное, всему виной мое плохое влияние. – Скорее, это моя дурная кровь дала о себе знать в конце концов. Но мне сейчас на это наплевать. – Пенелопа повернулась в объятиях Рэйфа и поцеловала его. – Дурная кровь? Это еще что за чушь? – Ну, знаешь, генетическая предрасположенность делать плохие вещи: принимать наркотики или отдаваться почти незнакомым мужчинам. – Уверен, в тебе нет «дурной крови». Наверняка именно это тебе внушали, пока ты росла. – Постоянно. Подразумевалось, что воспитание должно пересилить натуру. Вот почему мне запрещалось задавать вопросы о своем отце. Якобы именно от него я унаследовала дурную кровь. Это он сбил с прямого пути мою мать, подсадил ее на наркотики. От него она в шестнадцать лет забеременела и из-за него ушла из дома. Больше мои бабушка и дедушка не видели свою дочь до самой ее смерти. – Я не принимаю наркотики, – тихо сказал Рэйф. – И делаю все, что от меня зависит, чтобы ты не забеременела. И у меня тоже есть свои правила. В моем случае, думаю, натура одержала верх над воспитанием. – Мне не шестнадцать. Теперь я поступаю так, как считаю нужным. – Однако ты ведь не расскажешь о нас своей бабушке? – Нет. И лишь потому, что это очень расстроит дедушку. Он любит мою бабушку и меня любит тоже, но всегда принимает сторону жены. Я понимаю его. Их жизнь разрушилась, когда умерла их дочь. Моя мать. – Как ее звали? Повисла длинная пауза. Пенелопа никому не называла имени матери. Но ведь сейчас об этом спросил Рэйф, с которым чувствуешь себя такой защищенной. И она выдохнула еле слышно: – Шарлотта. Опять воцарилось молчание. Пенелопа вдруг начала понимать, насколько вещи, которые держишь в себе, становятся реальными, если говоришь о них вслух. Как странно было обрести мать, которой словно и не было, пока Пенелопа о ней не вспоминала. – А ты когда-нибудь хотела выяснить, кто твой отец? – Я знаю, как его зовут. Его имя написано в моем свидетельстве о рождении – Патрик Мерфи. Ну разве не забавно? – А чего ж тут забавного? – Так ведь это, наверное, самые распространенные ирландские имя и фамилия. Только представь, как сложно будет отыскать этого человека. – А ты думала об этом? – Конечно. Но, может, лучше мне о нем больше ничего не знать. – А что еще тебе о нем известно, кроме имени? – Что он играл на гитаре в рок-группе, принимал наркотики, брюхатил молоденьких девчонок, а после покинул наш город, и больше никто его не видел. Ну разве он не душка? – У каждой истории всегда есть две версии, дорогая. «Дорогая»… Никто раньше не называл так Пенелопу. От этого слова в груди возникло странное чувство. Захотелось заплакать, глаза защипало. – Я нужна ему даже меньше, чем своей матери, которая бросила меня под кустом, – прошептала она. – Какие родители поступят так со своим ребенком? – Может, у нее не было выбора? – Рэйф крепче обнял собеседницу, прижавшись к ее макушке щекой, словно чувствуя страдания Пенелопы или желая облегчить ее боль. – Я должен кое-что тебе рассказать. Это случилось несколько недель назад, через день после того, как мы… через день после свадьбы. – Я отправился на вечеринку со старыми приятелями – ребятами из рок-группы, в которой я когда-то играл. Там была одна девушка… «О нет! Неужели он собирается рассказать мне о том, что у него есть женщина, и то, что было между нами – лишь ничего не значащая связь?» – мелькнуло в голове у Пенелопы, и она вся подобралась, ожидая этого тяжелого удара. – Она журналистка. Кажется, ее зовут Джули. Пенелопа не желала знать этих подробностей. Она напрягла все мускулы, готовая вырваться из объятий Рэйфа и исчезнуть из его жизни. – Ладно, не важно, как ее зовут. Она интересовалась одной историей. О ребенке, которого все называют Малютка Икс. Пенелопа замерла. Вместе с облегчением от того, что сейчас не последует рассказ о женщине, нахлынул и страх. |