Онлайн книга «У солдата есть невеста»
|
В секции рыбы и морепродуктов собрался народ. Все еще в дубленках, Галинька и Женя походили на жен-мироносиц из баптистской брошюры. Они стояли ближе всех к аквариуму, излучая скорбное спокойствие. За ними, оплывая от усталости как большая новогодняя свеча, расположилась продавщица из кондитерского Серафима, немолодая, неповоротливая женщина, всяким торговавшая на своем веку. Эпоха обэхаэсэса, с ее редкими, но оттого втройне грозными расстрельными делами, борьбой против несунов, «особо крупными размерами» и прочим народным контролем наложила на Серафиму печать непроходящего испуга. Выражение ее увядшего лица наводило Сашу на мысли о гримасах гибнущих внезапной насильственной смертью – оно было недоумевающим и одновременно мазохистически-радостным. Серафиму придерживала за талию уборщица Нона – бесправное существо родом из грузинского села. Когда-то их названия завораживали даже диавольски требовательного поручика Лермонтова, теперь же не умели запомниться картографу. С той же стороны витрины, что и Саша, стоял, поигрывая брелоком от машины (он никогда не упускал случая уточнить – «иномарки»), охранник, отставной майор Молоштанов. Крючковатый нос, мелкие бесцветные глаза, волосы в ушах. Поодаль теребила пачку дамских сигарет Арина, менеджер этажа. Время от времени она изменяла позу, чтобы дать отдохнуть своим натруженным ногам, переобутым уже для улицы в теплые сапожки на высоком каблуке. Остальных Саша, работавший в «Сытый-Сити» только четыре месяца, совсем не знал. Все по-разному молчали, вглядываясь в мутную воду аквариума с покойником. «Гражданская панихида», – усмехнулся Саша. – Товарищи, что делать будем? – воззвала Серафима, оборачиваясь. На собраниях трудового коллектива супермаркета она всегда что-то предлагала – сказывалась советская выучка. – Ну… как это что? Закопаем! Галинька зачем-то всхлипнула. – А по ведомости проведем как «браковку», – задумчиво заметила старший кассир. – Не получится. При браке нужно оформлять возврат, – сказала очкастая девушка из бухгалтерии. – А эта «Гортензия-Альфа», которая нам животное поставила, уже месяц как самоликвидировалась, директор вообще в розыске… – Тогда оформим как «порченый». – Теоретически можно. Только если будет проверка, с меня за «порченого крокодила» снимут премиальные… Скажут, неправильные у тебя, Шарова, шутки. – Можно сделать, чтобы его купили, – предложила Женя. – Да кто его дохлым купит? Его и живым-то никто не покупал… – Почему, предыдущего же купили, – возразила Галинька. – То случайность была. Такие фраера, с фантазией, нынче редкость… – Молоштанов улыбнулся своему воспоминанию, сверкнул золотой зуб. Эту популярную историю – про фраера с фантазией – Саша уже слышал. Некий бизнесмен привез купленного в «Сытый-Сити» крокодила на стрелку с контрагентами, думал удивить. Поскольку он приехал раньше, сдал спортивную сумку с тварью в гардероб ресторана. Пока то да се, крокодил выбрался, довел до апоплексического удара лысого метрдотеля и принялся за сонную кухонную челядь… Его ловили габардиновым чехлом от дивана под улюлюканье и свист официантов, а потом, озлобившись, палили в болотно-серую тушку из газовых пистолетов, пока она не затихла на фальшивых булыжниках декоративного камина. Происшествие попало в газеты. – Вы не поняли, – настаивала Женя. – Можно в складчину его купить, а потом похоронить. И тогда проблем не будет в отчетностью. – Ты что! Такие деньги… Я лично возражаю! – заявила Серафима. – По справедливости, пусть начальство покупает. Завтра надо Богдану сказать. Все промолчали, соглашаясь с Серафимой. – Он, кажется, уже вонять начал… – По-любому похоронить надо. Все-таки зверь… И, между прочим, антисанитария! А то как инспекция?! – Похоронить, говорите? Имейте в виду, фройляйн, температура за бортом минус двадцать два! – возвестил Молоштанов. – За три часа яму не выроешь! Когда мы в Ямало-Ненецком… – В контейнер с мусором – и вся недолга, – сказал Саша. На него посмотрели так, будто он только что предложил испражниться в директорский сейф. Нет, хуже. Коллеги глядели на Сашу, как древние индийские отшельники-аскеты, живущие одними пранаямами, должно быть, глядели на лесных дикарей, питающихся сырым мясом – со смесью отвращения и жалости. – Вы что, Александр! – взвизгнула Галинька. – Об этом не может быть и речи! – поддержала ее Женя. – Мы его страшно любили! Я лично ему давала птицу, особенно он непотрошеную любил, и чтобы неощипанную… Рыбу ему давала, даже крысу один раз, ничего для него не жалела… Он такой был маська! Нет, его обязательно надо похоронить. По-нормальному. В земле! Разве это не понятно? «Может еще и место на четвертом кладбище приобретем? Скинемся на мраморное надгробие. Или, чего там, сразу на бронзовую фигуру – рептилия присела на задние лапы, напряглась для рывка в Вечность…» – но на этот раз Саша благоразумно промолчал. – Оно-то может и правильно. Только где взять эту землю при минус двадцать два? А снега-то, снега, между прочим, полметра! – Да вот хотя бы на «Заре», возле теплиц, – предложила кассир. – Я заметила, там земля всегда теплая, черная, трубы везде проходят. «Зарей» назывался тепличный комбинат, им владел тот же холдинг, что держал «Сытый-Сити». Там выращивали помидоры, огурцы и перцы, которыми круглый год торговала овощная секция. Овощи с «Зари» приходили бледные и плюгавенькие, какие-то недоношенные, не чета турецким и особенно египетским, глянцевым и мясистым. Но девчонки из овощной, с подачи Богдана, принялись рекламировать их как «экологически чистые», «без химии». Продажи пошли – ничто так не тешит русского человека, как подражание европейским бзикам. – Значит решено: надо похоронить! – подвела черту под дискуссией Серафима. – Вот вы бы, красавицы, и занялись. – Я не могу, – виновато проблеяла Галинька. – Сегодня в общежитие после двенадцати пускать не будут… На улице, что ли, мне ночевать? – У Дениски завтра утренник, а мне еще подшивать костюмчик Кота-в-Сапогах. Знакомые дали, но размер большой, – Женя в отчаянии заломила руки. – Ну, обо мне и речи быть не может, – охранник со значением хлопнул пятерней по кобуре. – На посту! Вчера, понимаешь, шпана какая-то пыталась залезть в отдел сертификатов по пожарной лестнице… Пришлось вызывать усиленный наряд! И, как видно, для усугубления произведенного впечатления, Молоштанов напел: «Как много их, друзей хороших… Лежать осталось в темноте… У незнакомого поселка…» – … «…На безымянной высоте», – зачем-то подтянул Саша. – Мой папа эту песню очень любит. На Сашу вновь посмотрели осуждающе. Будто, в соответствии с неписаным кодексом Молоштанову петь было можно, а ему, Саше – нельзя. |