Книга Ушедший мир, страница 20 – Деннис Лихэйн

– Это потому, что они мало знают. Ты действительно хочешь поговорить об этом?

Она скатилась с него:

– Да.

– Я тебе никогда не лгу.

– Насколько мне известно.

– Совсем, – сказал он тихо.

Она закрыла глаза, снова открыла:

– Хорошо, значит, ты никогда мне не лжешь.

– Хочешь знать, был ли я гангстером? – Он кивнул. – Да, был. Но теперь я консультант.

– У гангстеров.

Он пожал плечами:

– Лет шесть назад один мой друг был врагом общества номер три…

Она порывисто села:

– Вот видишь, об этом я и говорю. Кто еще сказал бы такое: «Мой друг был врагом общества»?

Джо заговорил монотонно:

– Но взять хотя бы его соседа. Тот вышвыривал людей из домов на улицу, потому что они не могли платить по ипотеке. Платить по ипотеке они не могли, потому что все банки в двадцать девятом пытались прокрутить их деньги по-быстрому и все потеряли. И вот люди остались без сбережений и без работы, потому что работодатели и банкиры профукали их сбережения и их дома. Те же люди, которые вышвыривали других людей из домов, тем не менее благополучно процветают. А чем же занимался мой друг? Он жульничал на бегах и продавал наркотики. Фэбээровцы застрелили его, когда он разгружал товар с лодки на пляже Пасс-а-Грилль. А как поживает его сосед? Он купил дом моего друга. На прошлой неделе его фото было в газете, когда твой муж вручал ему награду как почетному гражданину города. В общем, для меня единственная разница между вором и банкиром – университетский диплом.

Она покачала головой:

– Но, Джо, банкиры не стреляют друг в друга на улице.

– Только потому, что они боятся помять свои костюмы, Ванесса. И то, что они творят свои грязные дела на бумаге, не делает их чище.

Она всматривалась в его лицо широко раскрытыми от волнения глазами.

– Ты ведь действительно в это веришь.

– Да, – сказал он. – Верю.

Они оба немного помолчали.

Она перегнулась через него и взяла со столика свои часы:

– Уже много времени.

Он отыскал среди простыней ее лифчик и прочее белье, протянул ей:

– Давай меняться!

Она отдала ему трусы.

Как только она натянула белье и просунула руки в лямки лифчика, ему снова захотелось ее раздеть. И он снова ощутил нелепое желание никогда не покидать этой комнаты.

Она улыбнулась ему.

– Каждый раз, когда мы этим занимаемся, мы все лучше узнаем друг друга.

– Разве это проблема?

– Нет, конечно. И как такая мысль могла прийти в твою хорошенькую головку?

Она захохотала и оглядела кровать:

– Милый, там нигде не видно моей блузки?

Он нашел блузку за креслом.

– И как ты заметила, у нас чертовски здорово получается это дело.

Она забрала у него блузку:

– Угу. Но ты же знаешь, это надоедает.

– Узнавать друг друга или заниматься сексом?

– Ах вот как это теперь называется: узнавать?

Он кивнул.

– Ну, в таком случае и то и другое. И что же будет нас связывать, если вдруг оба этих занятия исчерпают себя? Уж точно не одинаковое воспитание.

– И не общие ценности.

– И не смежная профессия.

– Вот ведь незадача. – Он засмеялся и покачал головой. – Почему мы вообще вместе?

– Я знаю! – Она метнула в него подушку и сбила лампу. – Мы оба чокнутые, Джозеф Коглин! – Она застегнула пуговицы на блузке. – И тебе, кстати, платить за лампу.

Они отыскали ее юбку и его брюки, обулись, улыбаясь друг другу глуповато и несколько смущенно и глядя друг на друга с вожделением. Они никогда не рисковали и не прощались на стоянке, потому последний поцелуй всегда был в дверях. Почти такой же жадный, как первый, которым они обменялись утром, и, когда они наконец оторвались друг от друга, она еще немного постояла с закрытыми глазами, держа руки на ручке двери.

Она открыла глаза, посмотрела на кровать, на старое кресло рядом со старым радиоприемником, на белые занавески, фарфоровую раковину и перевернутую, опрокинутую лампу.

– Люблю эту комнату.

– Я тоже ее люблю, – сказал он.

– Наверное, это самое счастливое… нет, это точно самое счастливое место, где мне доводилось бывать. – Она взяла его руку и поцеловала ладонь. Провела его рукой по своему лицу и по шее. Выпустила его и снова окинула взглядом комнату. – Но не надейся. Когда придет день и папочка скажет: «Ягодка, пора тебе уже подумать о будущем и передать славное имя Слоунов следующему поколению, нарожать детишек, чтобы было кому занять твое место, когда ты уйдешь», – я сделаю ровно то, чего от меня ждут. – Она поглядела на него таким пронзительным взглядом, что им можно было резать бронзу. – Еще как сделаю, сынок, можешь мне поверить.

Она ушла из мотеля первой. Джо давал ей фору в десять минут. Он сидел у окна, слушая новости по радио. Причал за окном поскрипывал без всяких видимых причин, должно быть от легкого бриза и от старости. Древесина была немилосердно погублена термитами, водой и сыростью. Первый же хороший ветер его повалит, первый же тропический шторм не оставит от этого причала даже воспоминаний.

На дальнем конце причала стоял мальчик.

А еще пару мгновений назад причал был пуст. Теперь уже нет.

Тот самый мальчик. Тот, который резвился под деревьями на декабрьской вечеринке. Джо почему-то был уверен, что увидит его еще раз.

Мальчик стоял к Джо спиной. Головного убора на нем не было. Торчащий вихор, который Джо заметил в прошлый раз, был приглажен, хотя прядь волос все равно вздымалась, словно согнутый палец. Волосы у него были светлые, едва ли не белые.

Джо поднял оконную раму и позвал:

– Эй, ты!

Теплый ленивый бриз гнал рябь по воде, но не трогал волосы мальчика.

– Эй! – снова окликнул Джо, на этот раз громче.

Мальчик никак не отреагировал.

Джо опустил голову и досчитал до пяти, рассматривая трещинки на подоконнике. Когда он поднял голову, мальчик стоял на том же месте и в этот миг как раз отворачивался от Джо. Как и в тот раз, когда Джо увидел его впервые, профиль ребенка был смазан, как будто черты его лица еще не оформились.

Джо вышел из номера, обогнул здание и направился к причалу. Мальчика не было. Просевшие доски скрипели еще сильнее. Джо представил себе, как их уносит волнами. Кто-нибудь построит новый причал. А может, и не построит.

Люди построили этот причал. Они вкапывали столбы, они отмеривали и пилили, сверлили отверстия и били молотками. Закончив работу, они первыми ступили на причал. Они гордились собой. Пусть не сильно, но точно гордились. Они решили построить что-то, и они построили. Нечто появилось, потому что они его создали. Сейчас они, скорее всего, уже поумирали. И причал последует за ними. Однажды этот мотель снесут бульдозеры. «Время, – подумал Джо, – можно лишь взять напрокат, владеть им нельзя».