Онлайн книга «Самоучитель танцев для лунатиков»
|
Пролог: Безумен по собственному выбору
Сиэтл, июнь 1998 года Он лихорадочно извергает из себя безудержный поток слов. Третью ночь подряд Томас Ипен сидит на веранде, ожесточенно беседуя сам с собой через оконную решетку. Его бормотание слышат соседи, а жена, Камала, не может уснуть. Принц Филип, их престарелый, страдающий от артрита лабрадор, ходит взад-вперед по коридору и жалобно подвывает. Обо всем этом рассказала Камала своей дочери по телефону вечером обычного июньского дня ровным, спокойным тоном, которому позавидовал бы диктор выпуска новостей. – Он словно готовится покинуть нас, – подытожила свой рассказ Камала. – Правда? – спросила Амина, тут же представив себе отца, сидящего на краю пустыни в ожидании автобуса. – Ну кто же его знает! Понятия не имею, я с субботы глаз не сомкнула! – Серьезно?! – Серьезно, – всхлипнула Камала, которая всегда гордилась своей способностью проспать все, что бы ни учинил ее страдающий бессонницей супруг: охоту на енотов, пожар в кювете, аварию на тракторе. – Ты только пришла с работы? – спросила она, услышав, как дочь бросила ключи на барную стойку на кухне. – Да, – ответила та, положила рядом с ключами почту и фотоаппарат и взглянула на отчаянно мигающий автоответчик. – Три ночи подряд? – усилием воли вернулась она к разговору. – Серьезно?! – Как твоя работа? – Заказов много. Такое впечатление, что все жители Сиэтла решили пожениться именно в следующем месяце… – Все, кроме тебя, – посетовала мать, но Амина пропустила ее комментарий мимо ушей. – Что ты имеешь в виду? Как это он разговаривает сам с собой? О чем? – Истории рассказывает! – Какие еще истории? – Какие-какие, да всякие! И так-то был ненормальный, а теперь этот идиот еще и бред какой-то несет постоянно! – возмутилась Камала. – Я сказала ему, что у него язык отвалится и сгниет, как морковка, если он не придержит его за зубами, но он не слушает! – Ты всегда так говоришь. – Вот и не всегда! – Мам… – На этот раз все по-другому, детка, – вздохнула Камала. Ночной шум проникал через телефонную трубку прямо в уши Амины, напоминая ей о Нью-Мексико: тихие аплодисменты шелестящего в тополях ветра, оглушительный стрекот цикад, эхом разносящийся по меса [1] . Вот где-то в саду хлопнула калитка. Амина закрыла глаза и тут же очутилась во дворе своего детства, чувствуя, как бурьян щекочет ей коленки. – А ты в саду? – спросила она у матери. – Мм… А ты под дождем? – Я на кухне! – ответила Амина, глядя на линолеум под ногами. Пожелтевшие края выдавали видавшее виды напольное покрытие – из тех времен, когда жилой комплекс «Краун-Хилл апартментс» считался отличной стартовой площадкой для семьи со средним уровнем дохода, пресытившейся мраморными каминами и светлым паркетом на кухне. С годами линолеум приобрел оттенок утренней мочи, да еще и покрылся пузырями, которые громко хлопали, если на них встать. – Как у вас погода? – поинтересовалась Камала. – Дождь моросит. – Никто не понимает, почему ты оттуда не уедешь! – К этому тоже можно привыкнуть. – Это недостаточно веская причина, чтобы жить в таком месте. Ничего удивительного, что тот грязнуля застрелился: мало того, что ему солнца не хватало, так еще и эта ведьма в рваных колготках… – Мам, Курт Кобейн был наркоманом! – Вот-вот! Потому что ему не хватало солнца! Амина вздохнула. Во время последнего визита к родителям она оставила в туалете журнал «Роллинг стоун». Если бы она знала, к каким последствиям это приведет, то была бы поосторожнее – теперь Камала считала себя настоящим экспертом по Сиэтлу. С другой стороны, нет худа без добра: отвращение, которое мать питала к месту, где поселилась Амина, свело ее приезды к минимуму. Когда Камала изредка наведывалась в Сиэтл, то любила повторять: «Да я здесь никогда не согреюсь!», отчаянно потирая ладони и с подозрением оглядываясь по сторонам. Однажды она заявила симпатичному парню – бармену из соседней кофейни, – что от него странно пахнет, и пояснила: «Здесь у вас слишком влажно». – Я тебе говорила, что мята в этом году – что твой лес? – спросила мать, тут же повеселев. – Еще больше, чем в прошлом! – Здорово! – открывая холодильник, отозвалась Амина. Посмотрев на обширную коллекцию коробок от еды навынос, девушка подумала, что они жмутся друг к другу, словно старички в плохую погоду, и прикрыла дверцу. – Вчера вечером я приготовила чатни и позвала к нам семейство Рамакришна и Курьян. Они были просто в восторге! Бала, конечно же, выпросила у меня рецепт! – И о чем ты умолчала? – Ни о чем! Кроме кайенского перца и кинзы. Кулинарные таланты матери Амина нередко объясняла эволюционными потребностями – таким образом Камала умудрялась оставаться собой, сохраняя при этом друзей и подруг. Подобно тому как гребень превращает невзрачную птицу в настоящую радугу, способность Камалы создавать из сырых ингредиентов потрясающе вкусные блюда снискала ей любовь окружающих, которой она вряд ли добилась бы иным образом. – И что они думают насчет папы? – Насчет папы? – Ну об этих его разговорах… – Я им не сказала! Что за глупости! – Это секрет?! – поразилась Амина. – Ты ничего не говорила родственникам?! У семей Рамакришна, Курьян и Ипен секреты друг от друга появлялись примерно раз в пять лет, и обычно все тайное становилось явным в течение нескольких месяцев. Хранители тайны заверяли остальных, мол, тут нет ничего личного, просто дела семейные, те же, от кого утаили бесценную информацию, бормотали слова утешения насчет того, что в этой стране все они – одна семья, хотя и не связаны кровными узами. – Не секрет! – с излишней горячностью ответила Камала, но тут же взяла себя в руки и стала говорить гораздо тише. – Да что в этом такого? Давай не будем никого беспокоить впустую, ладно? – А кто-то еще считает, что он странно себя ведет? – Вовсе не странно. – Погоди, ты же сказала… – Да нет, не в этом смысле! Он ходит на работу и все такое, со всеми остальными он совершенно нормальный. Медсестры на отделении все так же увиваются вокруг него и гогочут, как молодые гусыни! А «это» с ним происходит только поздно ночью! Конечно поздно, а когда же еще? Томас всегда старался оставаться в больнице до заката, а потом бессонница мучила его с полуночи до шести утра. В эти ночные часы он сидел на крыльце и пытался вернуть к жизни какой-нибудь невероятный аппарат – ружье для крикета, автомат для поглаживания собаки и так далее. |