
Онлайн книга «Экипаж»
– Леша, где Валера? – вибрировал от напряжения Зинченко. – Здесь. Все в порядке. – Дай мне его! – прокричал Леонид Саввич. Гущин сделал знак вошедшему Валере – мол, возьми наушники и надень. Тот в недоумении надел наушники. – Валера! Ты слышишь меня? – услышал он голос отца. Валерка не раздумывал. – Я бы тебя никогда не бросил, – проговорил он и снял наушники. – Валера, Валера! – кричал Зинченко. Он не слышал, что сказал сын, да и неважно ему было это сейчас. Главное, он убедился, что сын жив. Жив! – Леонид Саввич, это я, – ответил Гущин. У старого пилота сдавило грудь. Сквозь спазм и подступающие слезы он выдавил: – Спасибо, Леша. Александра вслушивалась в голос Гущина, но в целом держала себя в руках. – Живы, – коротко сказал Зинченко, освободившись от наушников. Гущин тем временем глядел на насупившегося Валеру. – Ну, ты могуч… – проговорил он насмешливо, но в этой фразе сквозил настолько явный укор, что Валерка тут же выкрикнул запальчиво: – Он нас бросил! Алексей посмотрел на него снисходительно. – Тебе пять лет, что ли? Он ждал до последнего, самолет дозаправил! Хватит скулить, Чкалов! И, отвернувшись от насупившегося Валерки, крепче взялся за штурвал. Шестаков, более-менее разобравшись с Гущиным-младшим, переключился на Зинченко: – Зинченко, что у вас? – Теряем горючее, – ответил тот и обернулся назад. Нужно было что-то решать… В трюме замерли перепуганные беженцы. Они не знали, что их ждет впереди. Послюнявив платок, Сесиль вытерла грязь с лица Свена. Вулканолог поил Машу из своей фляги. – Я не пью, – пыталась было она сопротивляться. – Дурочка, это же вода! – засмеялся тот, ласково приобняв ее за шею. От неожиданности этой заботы Маша вдруг рассмеялась ему в ответ и залпом выпила половину фляжки… Зинченко принял решение и сообщил о нем в штаб. – Буду пытаться сесть на воду. Вы подгоняете корабли и… забираете всех, кто уцелеет. У Гущина, который слышал голос Зинченко, вытянулось лицо. Валера, заметив реакцию Алексея, тоже взял наушники и начал прислушиваться. Консультант в штабе кивнул, услышав слова Зинченко. – Другого выхода нет. – Можете подогнать хоть весь флот, но сажать грузовой с пассажирами по такой волне – самоубийство, – отрезал Гущин-старший. – Есть какие-то инструкции для таких случаев? – несколько растерянно поинтересовался Шестаков. – Да какие могут быть инструкции?! – махнул рукой Гущин-старший. Тамара Игоревна задумчиво молчала. – Леонид Саввич, вы меня слышите? Сколько у вас там осталось? – спросил Алексей. – Всего ничего и еще столько же, – мрачно ответил Зинченко. Стрелка указателя топлива нервно подрагивала на нулевой отметке. Самолет резко шел вниз. Люди в трюме закричали от страха. Валера поглядел на Гущина. – Я однажды по телику видел – один акробат с самолета на самолет перелазил. Гущин задумался, а потом решился. – Есть одна идея. Как говорит один человек – завиральная. Валера не понял – всерьез Гущин говорит или понарошку, смеясь над его идеей. Отец Гущина в штабе, услышав эти слова, напрягся. – Завиральная – это как раз то, что сейчас нужно, – отозвался Зинченко. – Короче, вы снижаетесь на минимальную высоту, например, на три тысячи. Это возможно? – Ну? – нетерпеливо произнес Зинченко, стараясь понять, что задумал Алексей. Но внимал каждому его слову. Он уже не раз убеждался, что в небе Алексею нет равных. И все его даже самые безумные идеи на поверку оказываются не только правильными, а единственно возможными. Алексей продолжал: – Если давление будет приближено к нормальному, я попытаюсь открыть дверь. У вас в трюме наверняка есть лебедки. Могут быть тросы… Какие-нибудь штуковины для перевозки больших грузов, подвесы какие-нибудь, ремни… Зинченко мигнул Александре, и та, в один момент все поняв, поднялась и вместе с бортпроводницами поспешила обследовать трюм, пытаясь отыскать лебедки. Пассажиры, сидевшие на полу, напряженно наблюдали за происходящим. Гречанка опасливо подвинула к себе сумку. Вулканолог пытался отвлечь Машу, чтобы она не напряглась раньше времени. Саша вместе с девушками методично обходили трюм. Наконец, были обнаружены клети и тросы. Вышедший из оцепенения представитель авиакомпании подошел к Александре и помог проверить лебедку. Когда убедились, что работает, та вернулась в кабину и кивнула Зинченко – мол, все в порядке. – Я захожу вам в хвост. Вы открываете трюм, – продолжал Гущин. – И мы переправляем людей по тросу на мой борт. Собравшиеся в штабе, слушавшие этот монолог с не меньшим напряжением и вниманием, чем Зинченко, переглянулись между собой. – Это вообще возможно? – озадаченно спросил Шестаков. – Теоретически вроде да, – ответил Смирнов. – Но практически никто не выполнял – слишком большой риск. – Там такой ветер – снесет любого, – послышался голос одного из консультантов. – Машины могут столкнуться. Шестаков посмотрел на Гущина-старшего. Он был в этом плане для него наибольшим авторитетом. Тот задумчиво, с сомнением покачал головой. Шестаков с шипением скрутил пробку у бутылки с минералкой, оттуда вырвался фонтан воды, окативший его с головы до ног. Глава авиакомпании в раздражении отбросил бутылку прочь. – Сто семнадцатый, я запрещаю рисковать! – прокричал Шестаков в микрофон. – Там люди! – запальчиво возразил Гущин. – Запрещаю! За неподчинение в тюрьму у меня сядешь! Гущин отключил микрофон и проговорил себе под нос: – Ага… В тюрьму… Нам бы сначала всем сесть. – Алло… Сто семнадцатый! Сто семнадцатый! Как слышишь? – продолжал бесноваться Шестаков у микрофона. – Отключился, – сказал консультант. Шестаков в ярости откинулся на спинку кресла. – Мерзавец! Пусть только доберется до Петропавловска – под суд отдам! – Давайте пусть сначала доберется, – сказал Смирнов. Отец Гущина ничего не сказал, Тамара Игоревна также безмолвствовала. Алексей оглянулся на Валеру. – Ну что, Чкалов. Все равно мне будет бдымц… Это только у военного парашют за спиной. А у нас – двести душ. Ну, сейчас поменьше, но все равно… |