Онлайн книга «Викинг. Земля предков»
|
Но в существующей ситуации это значило: показать слабость. Признать себя подчиненным: он позвал, мы явились. Нет уж! Я пока что к Водимиру в гридни не нанимался, а если бы нанялся, то особо оговорил: подчиняться исключительно князю. Без посредников. Нет уж, красномордый ты наш! Не будет по-твоему. Я ухмыльнулся и вспрыгнул на помост. Гридни у дверей дернулись было, но поскольку Хавгрим и Гагара остались на месте, то перехватывать меня не стали. На помосте и так народу немало. Присесть мне было не на что. Скамья – с той стороны стола. Впрочем, и сам стол сгодится. Я на него и уселся. Подхватил солидный кувшин, из которого отрок подливал воеводе, приложился… Так и есть, сладенько-кисленькое пойло, не крепче кефира, но с похмелья – самое то. Я отпил немного, этак с пол-литра… И метнул кувшин Хавгриму. Тот поймал ловко – ни капли не пролилось. Тоже приложился и передал Гуннару. А я ухмыльнулся во все зубы шокированному воеводе и сообщил: – Самое то после вчерашнего. Спасибо, Турбой, что к трапезе пригласил! Сцапал с блюда кусок пирога, окунул в плошку со сметаной… А ничего так. С рыбкой солёненькой. – Хавгрим, Гуннар, присоединяйтесь! – крикнул я своим по-скандинавски. – Что стоите, как нищие у ворот? Ярл угощает! Так, Турбой-ярл? Ни хрена он нас не приглашал. А по фиг! Моим от него приглашения и не потребовалось. Однако усаживаться на стол они не стали. Зачем, если с той стороны – длинная и удобная лавка. Гуннар обогнул стол, отпихнув вставшего на пути гридня, а Хавгрим вообще перемахнул через препятствие и приземлился на лавку слева от воеводы. Причем проделал все это с кувшином в руке. И первым делом плеснул в направлении местных богов. Уважение проявил. И попутно обрызгал бойца, оказавшегося слишком близко. Затем метнул кубок Гуннару, который его поймал, допил и сунул отроку, оторопевшему не меньше воеводы, со словами: – Не стоять. Налить. По-словенски Гуннар Гарага знал не так много слов, но все – нужные. Турбой открывал и закрывал рот. Молча. Завис от нашей наглости. С другой стороны, а что ему делать? Велеть выкинуть нас из-за стола и из дому? Будь на его месте, скажем, Ивар Бескостный или конунг норегов Хальфдан, они бы так и поступили. Да с ними никто бы и не рискнул так себя вести. Даже представить страшно, что сделал бы Ивар с тем, кто вот так бы уселся на стол, за которым он ест. А что бы сделал я сам в такой ситуации? Если бы что-то такое отчебучил кто-нибудь типа Хавгрима Палицы? Это когда силу применять – себе дороже? Попытался бы свести всё к шутке, я думаю… Турбой шутить был не настроен. Он был настроен доминировать. Я увидел, как гридни придвинулись ближе к моим парням. Руки на мечах, на мордах выражение: ждем команды «фас». Те, что у дверей, тоже зашевелились. Я контролировал их боковым зрением. И не сомневался, что мои бойцы тоже не только жрут, но и о безопасности не забывают. Встретился взглядом с Палицей… Тот скосил глаз на Турбоя, показал пальцами: этого первого валю? Я качнул головой… И поймал уже взгляд воеводы. Похоже, боярин отследил наш информационный обмен? Да по фигу. – Добрая у тебя пища, Турбой-ярл! – похвалил я по-русски. – И у князя твоего стол не хуже. Это нам любо! Выпил бы за твое здравие, да нечего и не из чего. Нерасторопны у тебя рабы. Ты уж с ними построже. – Налей нурманам, малый, – махнул рукой воевода. – Квасу налей, хмельного им довольно уже. – Глянул, насупив брови: – А ты, нурман, со стола слезь! Не дома у себя! Веди подобающе. – Да уж не дома, это верно! – произнес я, не меняя позиции. – Ежели я кого в гости зову, так за стол сажаю да угощаю. У нас такого в обычае нет, чтоб хозяин брюхо набивал, а гость слюну сглатывал. – А я тебя не за стол звал! – отрезал боярин. – Я глянуть на тебя хотел. Поближе. – Глянул? – усмехнулся я. – И как? – Никак. Не любы вы мне, нурман! Зря приехали! – Вот как? Слышь, Хавгрим, – произнес я по-скандинавски. – Ярл говорит: не будет у нас с ним любви. Не нравимся мы ему. Палица развеселился. – Ты ему скажи, хёвдинг, что он нам тоже не люб. Мы, скажи ему, женщин любим, а старого козла пусть его козлята уестествляют. Вон они какие румяные! – Палица сделал красноречивый жест, а потом похлопал по щеке отрока, у которого принял кувшин с квасом, отхлебнул из кувшина… И выплюнул отпитое на стол. – Ульф! Что за это за дрянь? Я отобрал у него кувшин, приложился… Нет, нормальный квас. Даже отличный. Холодненький! – Квас это, – пояснил я. – Не пиво. Ты распробуй, потом плюйся. Взгляд на Турбоя. Ого! Да он красней гамадриловой задницы! Вот-вот спустит на нас свою свору. – Что он сказал? – рявкнул воевода. – Квас ему непривычен. Думал: это пиво такое. – Что он до этого сказал? – Я ему твои слова перевел. Что ты любиться с нами не хочешь, – с невиннейшим видом разъяснил я. – А он ответил, что это хорошо. Потому что он тоже не хочет тебя любить. Может, у вас обычай такой, а у нас – по-другому. Мы женщин любим, а мужчин только убиваем. – Ты что несешь?! – взревел боярин. – Да я тебя сейчас на куски изрубить велю, хоть ты и гость княжий! – За что же такая немилость? – поинтересовался я. – Да за слова поносные! – Это какие же? – Я поднял бровь. – А те, что твой друг сказал! – Что он женщин любит, а таких, как ты, – нет, что ли? И где ж тут поношение? Вот если бы он сказал, что хочет взять тебя как женщину… – Я широко улыбнулся, сделал драматическую паузу. – А он лишь порадовался, что ты не станешь этого требовать от нас. Что не так? Ты же сам только что сказал, что любить тебя не надо. Что не любы мы тебе. Я не так тебя понял? Мы тебе любы? Знаешь, ярл, при всем нашем уважении к тебе и к твоему князю, брать тебя как женщину мы все равно не… – Заткнись!!! – взревел боярин. – Прикуси свой поганый язык, нурман, коли не разумеешь по-нашему! Я сказал: не по нраву вы мне, ясно?! Я скосил глаз на своих: Гуннар понимал с пятого на десятое… И ему было весело. У скандинавов такие словесные игры в чести. Шутки на грани фола. Вернее, на грани вызова на дуэль. Палица не понимал ничего, но, глядя на пунцового, брызгающего слюной воеводу, тоже ухмылялся. – А я о чем? – изобразил я непонимание. – Не нравимся мы тебе. Не любы. Вот и хорошо. Вот и Хавгрим тоже сказал: хорошо это. Сказал: вот юноша у тебя – покрасивей нас. Может, ты его любишь? Юноша зарделся пуще своего начальника и даже рот открыл – высказать протест, надо полагать, но воевода не позволил. |