Онлайн книга «Электрические сны»
|
– А ты бы выстрелил? – спросила Квое. – В Лебона? – В меня. – Нет. – Почему? – Лучше придушил бы своими руками. – Вот как? – А ты как хотела? – Не знаю. – Обиделась? – Нет. – Хочешь, спою тебе колыбельную? – Лучше придуши. – А Кейн? – А что Кейн? – В него бы выстрелила? – Лучше бы придушила. – Квое обернулась, посмотрела на своего киндрида и заставила себя улыбнуться. * * * Файоли Лебон шла по кленовой аллее, вспоминая о том, каким это место было летом. Солнце приятно согревало, и в кронах пели птицы… Но теперь здесь только снег. Персибал ушел, и вместе с ним, казалось, ушло все тепло этого мира. Ничего не осталось. Как холодильник, в котором нет продуктов – только лед, и то если вы не забыли оплатить счета за электричество… Файоли забыла. Забыла обо всем, кроме тех, кто забрал у нее мужа. Она вошла в холодную квартиру. Пальто было старым и грязным. Не снимая его, она села на скрипучий диван. Они любили эту квартиру. Любили эту мебель. Она и Персибал. – Почему? – в тысяча первый раз спросила она своего киндрида. И в тысяча первый раз он сказал, что не хотел оставлять ее. Сказал голосом Персибала. Изобразил боль на лице Персибала. – Я люблю тебя, – прошептала Файоли. Темные глаза смотрели на нее с лица робота. Как же хотелось к нему прикоснуться! Как же хотелось вздрогнуть и, потянувшись, понять, что это всего лишь сон. Но стоило только протянуть руку, и робот снова становился роботом. Лишь голос оставался неизменным. Голос Персибала. Он подчинил себе киндрида. Он стал единственным. Ни матери, ни отца, ни предков. – Я всегда была одинокой, – сказала Файоли. – Я всегда любил тебя, – сказал киндрид-Персибал. – Только ты. – Только я… Файоли закрыла глаза. Невидимый поцелуй застыл на губах. Несуществующий поцелуй. Он пришел из теплой памяти в ледяную мглу настоящего. – Это безумие, – Файоли заплакала. Тихо. Без слез. Думала, что плачет, но на самом деле просто сидела на диване, закрыв глаза, и раскачивалась взад-вперед. – Безумие. Поцелуй повторился. И еще один. И еще. Они занимались любовью на этом диване. Занимались в прошлом, но сейчас прошлое было таким же настоящим, как зима за окном. Только прошлое. Только воспоминания. Только боль, от которой нигде невозможно скрыться. И робот с лицом Персибала, который не позволяет забыть. – Отпусти меня! – взмолилась Файоли. Лицо исчезло. Мороз, тишина, одиночество. – Нет! Не уходи! – Файоли нервно заломила руки. Это неизбежность – любить жизнь и знать, что не можешь жить. «Если бы Персибал был рядом! Нет! Персибал мертв. Но вот ведь он! Всего лишь память. Проклятый робот! Нет! Не ты! Прости меня! Прости! Прости!» В дверь постучали. Файоли заставила себя подняться, и пошла открывать. Никого. Значит, она сходит с ума. Странно как-то. Становиться безумцем и чувствовать это. Понимать это. Кто-то сказал, что сумасшедшие не понимают, что они сумасшедшие. А если понимают? Значит, все слова – это ошибка? Заблуждение? Но почему же тогда не проходит боль? Почему лишь становится сильнее, но не настолько, чтобы терпеть ее стало невыносимо. Словно кара свыше. – Что же это?! – спросила Файоли киндрида. – Не оставляй меня! – сказал Персибал. – Ты умер! – Я жив. – Ты умер для всех! – Кроме тебя! – Да, – Файоли снова заплакала без слез. Всего лишь робот. Всего лишь иллюзия. – Мы можем снова быть вместе. – Как? – Стать одним целым. Здесь. В этом разуме. – Они убили тебя! – Я любил жизнь. – Они убили меня! – Еще нет. – Я не хочу умирать! – Знаю… И так каждый день. * * * – Как думаешь, – спросила Квое Белинджера, – кто я по жизни: змея или мышь? – Человек, – буркнул он. Она кивнула и вышла из флайера. Белинджер смотрел, как она идет. Как раскачиваются ее бедра, вздрагивают плечи… – Оставь ты ее, – сказал киндрид голосом отца. – Уже оставил, – сказал Белинджер. – Я же вижу, – старик-робот вздохнул. – Что ты видишь? – спросил Белинджер. – Все. Квое вернулась, принеся два кофе и пакет с пончиками. – В следующий раз идти тебе! – сказала она. Белинджер кивнул. – Что-то случилось? – Нет. Квое обернулась и посмотрела на двух роботов. – Снова разговаривал с отцом? – Угу. – И что он сказал? – Что Пэм хорошая девушка. – К тому же молодая. – Квое вспомнила Кейна. – Думаю, тебе должно это льстить. – Несомненно. – Вот именно! – Страсть, темперамент. – А я о чем?! – Вчера она сказала, что знает пару таких грязных штучек, что даже в старости я не смогу устоять перед этим. – Вот-вот! – Не злись. – Не злюсь. Я просто рада. – За меня? – Ну не за Пэм же! – Вот как? – Конечно. Как представлю ее в постели со стариком, даже жалко становится бедную девочку. – Так я старик?! – Не злись. – Не злюсь. Я просто рад. – Да ты что?! – Конечно. Только представь, какой старухой была бы Пэм, если бы ей сейчас было тридцать семь?! – Я не старуха! – Я знаю. – Знаешь? – Ну да. Для меня… То есть… – Белинджер замялся, взял кофе и пожаловался, что оно почти остыло. Квое согласно кивнула. – И пончики. – И пончики. – Они замолчали. Старики-киндриды на заднем сиденье тяжело вздохнули и покачали седыми головами. * * * Отчет был странным. Кейн закурил и налил себе выпить. Подняв дело годичной давности, он еще раз уточнил имя исполнителя. Квое. Да. Он всегда знал это, но отчет говорил обратное. Персибал, вдова, Белинджер… У Борка всегда свое видение жизни, и гильотина может нависнуть над каждым. Даже над ним. Кейн посмотрел на своего киндрида. Знать правду и жить с этим намного сложнее, чем состариться и умереть в неведении. Теория Прасла. Теория мыслителя. Он пытался оптимизировать этот мир, изменить его к лучшему, но вместо этого погиб от яда разгневанной супруги, узнавшей о внебрачных детях мужа. Вот такая ирония. И никому ничего не объяснишь. По крайней мере, Борку уж точно. Он управляет этим миром, собирает информацию миллиардов киндридов и выносит свои приговоры. Электронный бог. Беспристрастный судья. Доктор страданий и наслаждений, счастья и печалей, любви и ненависти. |