Онлайн книга «Между нами горы»
|
– Он?.. – Еще до падения самолета. Думаю, сердце. Не представляю, как ему удалось приземлиться. Она с трудом провела пальцами по своему лицу, по голове. Выражение ее лица изменилось. Я медленно опустил ее руку. – Мне придется наложить вам швы. – Какое сегодня число? – хрипло спросила она. Я кратко познакомил ее с ситуацией. Когда я замолчал, она не сказала ни слова. Я достал из кармана куртки Гровера леску из хирургической мононити, вытащил крючок. Его необходимо было выпрямить, а для этого требовался инструмент. Универсальный инструмент у Гровера на ремне! Я порылся в снегу и нащупал на поясе у Гровера кожаный чехол с инструментами. Когда я щелкнул застежкой, одеревеневшее тело не шелохнулось. Нужно было его похоронить, но были дела и поважнее: наложить Эшли швы и найти еду. Гроверу придется подождать. Я выпрямил крючок, продел нить в ушко и попытался сплющить ушко плоскогубцами. Оглянувшись на Эшли, я увидел на ее щеках слезы. – Его жена наверняка волнуется… – пробормотала она. Мы еще не обсуждали наше отчаянное положение. Медицина и скалолазание научили меня, что дурные обстоятельства нельзя сваливать в кучу, надо разбираться с каждым по отдельности. Сейчас нужно было заняться лицом и головой Эшли. С помошью инструментов Гровера я вырыл в снегу еще одну лежанку, ниже той, на которой помещалась сейчас Эшли. Обычно после операции я навещаю пациента в палате и осматриваю его. Часто я ставлю рядом с койкой табурет из нержавейки на колесиках, чтобы, сидя на нем, оказаться ниже пациента; он может смотреть на меня сверху вниз или прямо. Замечали, как трудно бывает прооперированному смотреть вверх? Вот и я замечал. Врачебный такт – вторая натура. Новая снежная лежанка должна была сыграть такую же роль. Поднялся ветер, еловая ветка царапала плексиглас. Мне удалось наконец вытянуть из рюкзака мой спальный мешок и расстелить его на снегу. Раньше у нас был один мешок на двоих, теперь у каждого появился свой. Я поднес к губам Эшли кружку, чтобы она попила, вытер слезы с ее лица. – Почему вы плачете? Она посмотрела на Гровера. – Из-за него. – А еще? – Мое сердце… – Физически или эмоционально? Она откинула голову. – Знали бы вы, как давно я хотела выйти замуж! Предвкушала свою свадьбу, строила планы. Чуть ли не… чуть ли не всю свою жизнь. – А еще где у вас болит? – Всюду. – Мне придется еще раз причинить вам боль. Надо наложить вам несколько швов. Она кивнула. Меня тревожили три места. Наложить два шва у нее на голове можно было сравнительно безболезненно. Вторая рана была у нее над правым глазом, посередине брови. От удара разъехался старый шрам. Я тронул кожу своим крючком и сказал: – Здесь у вас старый шрам. – Национальное первенство. Мне двинули исподтишка. Я наложил первый шов и приступил ко второму. – Вас отправили в нокаут? – Нет, но я взбесилась. – Что так? – Этот тип испортил мне выпускную фотографию! – А что вы? – Сначала провела обратный удар с разворотом, потом двойной круговой, потом осевой. Получился «таракан». – Таракан? – У нас были специальные названия для положения сбитых с ног противников. – Например? – спросил я, чтобы ее отвлечь. – «Дельфин», «танец белого человека», «таракан» и так далее. Я завязал третий узелок и обрезал леску. – То, что я тут натворил, – я указал кивком на ее бровь, – сойдет до больницы. Там вами должен будет заняться пластический хирург. – А эта двойная шина у меня на ноге? Боль адская! – Это лучшее, что я смог сделать для вас. Без рентгена дальше никуда. Доберемся до больницы, там вам сделают снимки. Если кости не встали на место, я бы рекомендовал – уверен, они согласятся – снова сломать и кое-что вставить. Будете потом звенеть при прохождении металлодетектора в аэропорту. А так – будете как новенькая. – Вы дважды упомянули про больницу. Думаете, нас найдут? Мы дружно посмотрели на синее небо в отверстие между крылом и стеной снега высотой в 8 футов и увидели высоко в небе авиалайнер, высота составляла примерно 30 000 футов. После нашего падения прошло уже часов шестьдесят, а мы так и не слышали других звуков, кроме наших собственных голосов, шума ветра и скрипа ветвей. Самолет летел так высоко, что мы его не слышали, только видели – он был похож на крестик. Я покачал головой. – Мы его видим, а вот из него нас не видно. Все материальные свидетельства нашего исчезновения лежат под тремя футами снега. Их увидят только в июле, когда растает весь снег. – Разве разбившиеся самолеты не подают сигналов SOS или еще каких-нибудь? – Подают. Но наш передатчик разбился на мелкие кусочки и валяется где-то вокруг нас. – Может, вам вылезти и помахать рубашкой? Я фыркнул – и даже это причинило мне боль. Я схватился за бок. Ее глаза еще больше сузились. – Что с вами? – Перелом нескольких ребер. – Дайте посмотреть. Я задрал рубашку. Я не видел свой бок при дневном свете и думал, что обнаружу кровоподтек. Вся левая половина моей грудной клетки была темно-фиолетовой. – Больно только дышать. Мы засмеялись. Эшли пристально смотрела на меня, пока я затягивал у нее на руке шестой узелок, и выглядела уже не такой встревоженной. – Не могу поверить, что лежу невесть где, вы меня зашиваете, а мы хохочем! Как вы думаете, у нас все в порядке с мозгами? – Скорее всего, все в порядке. Я занялся ее предплечьем. То ли от острого края камня, то ли от ветки – на руке красовалась рваная рана длиной дюйма в четыре. На ее счастье, когда самолет вместе с нами, лишившимися чувств, прекратил движение на склоне, она ткнулась плечом в снег. Нажим и снег остановили кровотечение. На эту рану я должен был наложить не меньше дюжины швов. – Давайте руку! – скомандовал я. – Высуньте ее из рукава. Она, морщась, повиновалась. – Кстати, как на мне оказалась эта чудесная рубашечка? – Это я вас вчера переодел. Чтобы вы не замерзли. – Между прочим, на мне был мой любимый лифчик. Я показал пальцем через левое плечо. – Возьмете, когда высохнет. |