Онлайн книга «Правда и другая ложь»
У ворот кладбища его ждал Йенссен с маленьким велосипедом Марты. Полицейский уберег его от утилизации. Места для хранения вещественных доказательств не хватало, и периодически вещи, не имевшие больше юридического значения, просто уничтожались. Генри не спросил, откуда Йенссен узнал о похоронах Марты, в конце концов, это дело полиции – знать о действиях и замыслах подозреваемого. Возможно, Йенссен знал и многое другое, о чем Генри даже не догадывался. Мужчины положили велосипед и купальные принадлежности Марты в багажник «Мазерати». – Вы нашли новые вопросы для своих ответов? – насмешливо поинтересовался Генри, закрывая багажник машины. Йенссен провел ладонью по волосам, при этом под рукавом рубашки вздулся могучий бицепс. – Я не могу вас понять, Хайден. Я пытаюсь, но у меня не получается. – Что вы хотите понять? – Вы потеряли жену. Вы смотрели на эти жуткие фотографии и сохраняли полнейшее спокойствие. Вы даже не заплакали. – Я ничего не вижу, когда плачу. Йенссен досадливо махнул рукой: – Вы спасаете жизнь человеку, который вас преследовал, не говорите об этом ни слова, но оплачиваете его больничное лечение. Вы даже не знакомы с этим типом. Зачем вы это делаете? Генри снял темный пиджак и бросил его в машину. Потом выпрямился и шагнул к Йенссену. – Вы охотник, Йенссен. Вы охотитесь за людьми. Почему, черт возьми, вы не стреляете? Йенссен отступил и ссутулил плечи. – Я не охочусь за людьми, я ищу правду. – Во мне? – крикнул Генри ему в лицо. – Во мне нет правды. Правду сожрали рыбы, правда сгорела в печи, правда превратилась в пепел. – Генри взял себя в руки и успокоился. – Вы считаете меня убийцей. Вы хотите засадить меня в тюрьму. Но что вы вместо этого делаете? Вы пытаетесь меня понять. Если вы хотите охотиться – охотьтесь, но если вы хотите понять, то начните с себя. Однако я хочу сразу предупредить: вы не найдете никакой правды. – Генри вернулся к машине. – Кто призывает дичь, тот теряет ее. Она приходит только тогда, когда чувствует себя в безопасности. Генри сел в машину и включил мотор. Йенссен положил свою широкую ладонь на крышу машины и наклонился к окну. – Где ваша мать? * * * Поселок находился в дреме упадка, который наступил после закрытия в семидесятых годах завода по производству гофрированного стального листа. Послеполуденное солнце освещало западные фасады уцелевших жилых домов. Многие из них были покинуты, лишь перед некоторыми виднелись живые изгороди и подстриженные газоны. Параллельно улице бежала узкоколейная железная дорога и тянулась граница полей и отвалов, представлявшая собой кучи мусора и щебня. Среди мусора рос щавель, торчали одинокие березки и вился дикий виноград. Железные ворота с номером 25 были заперты на висячий замок. Дорога к дому заросла колючим кустарником. – Если вы интересуетесь ботаникой, то найдете для себя много забавного, – заметил Генри, отпирая замок. – У вас с собой случайно нет мачете? Йенссен тотчас отметил, что цилиндр замка ярко блестел. Мужчины стали прокладывать себе путь по двору. В высокой траве прошелестел какой-то зверь. В глаза полицейскому бросились поросшие травой земляные кучки. – Вот здесь жило Чудовище, – Генри показал рукой на низкое строение между ореховыми кустами. Йенссен остановился и ладонью прикрыл глаза. Солнце теперь стояло заметно ниже, чем во время их первой встречи в мае. – Там я играл, когда был маленьким. Этот сарай был моим дворцом. Вы читали «Красавицу и Чудовище»? Йенссен помедлил с ответом. – Нет, я только смотрел фильм. Генри занялся входной дверью, заколоченной массивным деревянным щитом. К костюму прилипал репейник, но Генри не обращал на это внимания. – Угадайте, кем я был? – Чудовищем? Генри рассмеялся и вытащил из кармана ключ на цепочке. – Я знал, что вы так скажете. Нет, я был Красавицей. Йенссен хотел спросить, кто же был Чудовищем, но передумал. Замок на щите тоже был новым. Йенссен потрогал висевший в наплечной кобуре пистолет и снял его с предохранителя. Входную дверь когда-то пытались взломать. По полотну двери шла вертикальная трещина. Йенсен разглядел на старой замочной скважине обрывок наклеенной бумаги со следами полицейской печати. Генри открыл дверь. – Вы первый гость за очень-очень долгое время. Добро пожаловать в дом. Через открытую дверь в сени упали солнечные лучи. В остальной части дома было темно. Из внутреннего кармана куртки Йенссен достал светодиодный фонарь. Сразу за дверью пол был цел, но дальше от него остались лишь доски, разъезжавшие на остатках стяжки и железных направляющих. – Я купил дом семь лет назад. Он был собственностью города, здесь никто не жил, и, соответственно, дом достался мне дешево. Впрочем, в этом районе жилье вообще недорогое. Генри, балансируя, как кошка, прошел по доскам. Йенсен посветил в щели между ними. – Там внизу подвал? Генри остановился. – Там котельная. Она не обмазана цементом, глина и земля. Тот посветил фонарем в маленькую кухню, здесь пол был разбит до самой плиты. При каждом шаге под подошвами хрустели хитиновые панцири насекомых. – Хотите посмотреть лестницу? – спросил стоявший за спиной Йенссена Генри. Йенсен последовал за ним через деформированную комнату, которая когда-то, вероятно, была столовой, к узкой лестнице с площадкой едва ли шире его плеч. На ступеньках лежал ковер из искусственного волокна. Йенссен осмотрел лестницу. Она была очень крутая, высотой не более трех метров. – Здесь? – спросил он. Генри поднялся по ступенькам и обернулся. – Отец упал и остался лежать там, где сейчас стоите вы. Йенссен посветил себе под ноги. Стоило ему опустить фонарь, как силуэт Генри стал невидимым. – И вы это видели? – Я стоял здесь, наверху. Йенссен поводил фонарем, осветив лестницу. – Это было в тот день, когда пропала ваша мать? – Я уже говорил, что долго думал: мама просто ушла и живет где-то в другом месте. Я ждал ее. Здесь, в этом доме. Но она так и не вернулась и не дала о себе знать. Это было больше тридцати лет назад. Йенссен поднялся по ступенькам. – Вы сказали, что стояли наверху. Но почему вы здесь стояли? – Здесь наверху была моя комната. Войдем? Генри открыл маленькую дверь. Йенссен остановился рядом с ним и посветил фонарем. Пол в комнате был цел. У заколоченного досками окна стояла детская кровать. Она была аккуратно заправлена бельем, почерневшим от плесени и мышиных испражнений. |