Онлайн книга «Варварский берег»
|
Она сама изумилась содеянному – желая лишь напугать, поразила мишень в десятку. Кровь окрасила просторную галабею, араб взмахнул руками и свалился с верблюда. Оттолкнув бородатого, Сухова подбежала к испуганному мехари, успокаивающе воркуя: – Животинка, животинка… Беленький, пушистенький… Не бойся! Животинка, фыркая и косясь на женщину, позволила той забраться в седло. – Хоро-оший мальчик, – ласково приговаривала Елена, понуждая верблюда к движению. Выехав из скромной тени арки, она увидала скакавших навстречу арабов в полосатых галабеях, их было человек десять или пятнадцать. Увидав ее, всадники заголосили, заорали, вытягивая сабли да ятаганы. «Как быть, как быть…» – мелькнуло у Мелиссины. Вот тебе и ответ! Спасибо этим сарацинам, избавили от долгих раздумий. Понукая мехари, Елена направила его к югу, в пустыню. Сзади послышался выстрел, но ответить женщине было нечем. Оставалось только надеяться на «скакуна», а белый верблюд был резв на диво… Второй день нес Елену ее мехари, часами трусил, слегка покачиваясь, по плотным глинам солончаковсебхр, скользил по склонам песчаных холмов в узких проходах-таяртах. Ветра, палящим своим дыханием, приносили песок и пыль, вихорьками закручиваясь на дне долин-уэдов. Отвесные, слоистые стены гор обдавали сухим жаром – словно открывались невидимые глазу, но исполинские духовки. Просторный рег – пустынная щебнистая равнина – дрожал и струился в зыбкой дымке горячего воздуха. Совершенно черные лавовые плато перемежались с розовыми гранитными утесами; понижались, отходя назад, горные кряжи и утопали в светло-желтых песках, в поясах рассыпавшегося в щебень камня, в пестрых глинах со сверкающими выцветами солей. Очень хотелось пить. Постоянно и много. Холодненького бы чего-нибудь! Да где ж его возьмешь, холодненького? «Пепси» осталась в кемпере… Проведя сухим языком по шершавым губам, Сухова сняла с передней крестообразной луки седла притороченный к ней бурдюк с верблюжьим молоком – ноу-хау туарегов. Молоко на жаре быстро свертывалось, и можно было пить кисловатую сыворотку. Впереди обозначилась возвышенность, а на макушку выехали трое кочевников в накидках клана кель-ахеммеллен. Елена спокойно осадила верблюда – пришла пора знакомиться с хозяевами здешнего пекла. Закутанных лиц туарегов было не видать, одни только удивленные глаза. Хорошо еще, что у этих кочевников женщины в почете. Матриархат. Навстречу Суховой выехал один из всадников, чьи повадки, а также дорогое оружие выдавали амрара, то бишь местного вождя. – Меня зовут Ахитарель аг Ихемма, – с достоинством представился амрар, говоря на берберском наречии. – Это – Амеллаль и Азуэль. А кто ты, незнакомка? – Имя мое – Хеллен, – отозвалась женщина, делая ударение на последний слог. – На меня напали арабы, двоих я убила, но их было больше десятка. Мне пришлось бежать. Надеюсь, что достойный амрар выведет меня к воде. Ахитарель согласно наклонил голову и сделал приглашающий жест – дескать, следуй за нами, Хеллен. «Ахитарель аг Ихемма…» – подумала Елена. Имечко… Будто заклинание. Или молитва жреца неведомого бога. У туарегов оказался целый караван, и ближе к вечеру амрар привел всех к воде – укромной долине среди скал, заросшей тамариском. Здесь находилось тайное убежище клана с настоящим колодцем, полным на удивление прохладной воды. Верблюдов разгрузили и увели – попить да подкрепиться. Туареги – караванщики и воины – громко переговариваясь, ставили палатки-эханы. Они крепили деревянные каркасы и покрывали их тентами из шкур муфлонов. Возле кухни-навеса уже пылал очаг, сухие сучья акации потрескивали, булькала вода в казане – на ужин будет просяная каша – асинк и немного мяса, запеченного на углях. Елена встала в седле, чтобы перекинуть ногу через высокую переднюю луку, и тяжело спрыгнула на землю. Устала. Было еще совсем светло, но солнечный беспредел ослаб, и пологие волнообразные всхолмления пустыни, днем размытые в сероватой дымке раскаленного воздуха, теперь приобрели отчетливость очертаний. По уплотненному бурями песку, прикрытому клиньями темноватой дресвы, Сухова спустилась в узкий уэд с редкими пучками злака – дрина, тонко шелестевшими на ветру. По склонам пологих бугров с заметным шуршанием скатывался песок. И это были все звуки, рождавшиеся в предвечерье. Пустыня, немая и величественная, изнемогшая в битве со светилом, будто отдыхала перед новым сражением и лежала, объятая покоем, ожидая ночных холодов и кропящей росы. Елена присела на щербатый камень, но тут же встала – глыба еще хранила дневной жар, и сидеть, будто на остывающей печке, не находилось желания. Зной страшно выматывал, лишал сил, делал тело вялым, притупливал ум и чувства. Вечер и утро – единственное время дня, когда чувствуешь себя в пустыне человеком, а не плохо прожаренной котлетой. Покой… – Хелле-ен! Всё, вздохнула Сухова, кончился покой. – Иду-у! – откликнулась она и стала подниматься к биваку. Елене поставили отдельную палатку и постелили ковер. Все уже сидели и плотоядно нависали над тремя плоскими деревянными блюдами овальной формы. На них дымилось мясо. Амеллаль привел с собой сородичей – Азуэля аг Икадо и его жену, симпатичную молодую особу – женщины у туарегов лиц не закрывали. Особу звали Шеку улт Анаба, и было ей от силы лет двадцать. Щебеча обо всём и ни о чем, Шеку положила в большую миску пшеничные лепешки тагелла, испеченные в золе, порезала их на куски, полила маслом. – Благодарю, – кивнула Елена. Было заметно, что Азуэль любит свою жену – они то и дело приникали друг к другу ноздрями и делали общий вдох. Такой вот туарегский вариант поцелуя. Не губами же целовать! У мужчин этого народа существовало странное табу на рот – потому его, кстати, и прикрывали. – Ну, вкусим щедрот, – потер ладони Амеллаль и пошел уплетать кашу. Туареги тоже ели ложками, а как иначе в рот попасть? Азуэль и Амеллаль слегка приподнимали нижние края покрывала и просовывали под него ложки. «И чего мучатися?» – подумала Сухова. После не слишком сытного ужина туареги заварили зеленый чай. Добавили для аромата кожуру какой-то табаракаты и раздали чашечки по кругу. Пока остывал горячий чай, Елена, сдобрив порцию каши по туземной методе молоком и толчеными финиками, доскребала угощение ложкой. |