Онлайн книга «Азъ есмь Софья. Сестра»
|
А тем временем и остальные дела делались. Ордин-Нащокин бросился царю в ноги, умоляя признать внука. Алексей Михайлович сильно рассердился на блуд без благословения, но потом чуть успокоился. Как говорится – а кто не грешен? А если ребенка мужчина признать хочет… а мать где? Нет матери? Жалость какая… Опытный дипломат, Ордин-Нащокин извернулся так, что было непонятно, жива мать или нет, но общее впечатление создавалось в пользу чуть ли не дворовой девки, на которой жениться уж никак невместно. А вот дитя признать – вполне богоугодно. Не должен род пресечься, никак не должен! Так что малыша крестили Романом Ординым-Нащокиным и порадовались. Анна вообще расцвела, все-таки родное чадо… Татьяна не удержалась, конечно, так что Софья однажды стала свидетельницей сестринского разговора «по душам». Она не подслушивала, боже упаси. Она – осведомлялась. А в данном случае – когда все спали, направилась к царевне Анне, поговорить с ней. И… – …в уме ли ты, сестрица? Да на тебя поглядеть – слепому все видно будет. – Я никогда счастлива так не была. Танечка, родная, помолись за меня! – За что молиться? За жизнь вашу в грехе? Помолчи, тетя! Не говори про брак!!! – что есть силы взмолилась про себя Софья. – Господи, помоги!!! То ли день был удачный, то ли молитвы ребенка имели силу, но… – Танюша, пусть ворованный, пусть час, но мой! Мой он! Ведь мы все пустоцветы… а если б ты знала, какое это счастье! Когда любишь, когда любима… – Мне такого не выпало! – Так ведь все от тебя зависит! Ты красавица и умница! Только плечом поведи, глазом мигни! – Я царская дочь, мне что – с конюхами по кустам валяться? А подтекстом – как ты, сестрица… Анна тоже лицом в грязь не ударила. – Когда полюбишь – и конюх для тебя королевичем будет, знаю, что недостойному ты сердце не отдашь. А без любви, хоть бы и королевич заморский, а все будет хуже последнего конюха. Кажется, попала не в бровь, а в глаз. Татьяна пригорюнилась. – Ох, сестрица, а есть ли та любовь… – Есть. Только верь мне. Софья потихоньку отползла от двери. Теперь надо удвоить присмотр за Татьяной. А, ладно. Лишний повод потренировать девчонок. * * * Спустя месяц состоялись испытания самого примитивного гелиографа. Не того, конечно, который использовался для съемок, а самого простого. Металлической пластины, способной передавать световые сигналы. Делалось все очень просто, благо день был ясный. Алексей Михайлович написал записку, потом верховой отнес ее к ребятам у гелиографа – и те принялись сигналить. Алексей Алексеевич, бледный от волнений, принялся расшифровывать примитивную азбуку Морзе. А что тут еще лучше придумаешь? – Точка… тире… еще две точки… Алексей Михайлович смотрел чуть насмешливо, шушукались бояре, Софья, сидящая в возке – а вдруг кто увидит! – вместе с двумя царевнами переживала за брата. Но вскоре лицо мальчишки прояснилось. – Пригодно ли сие изобретение для целей воинских? Алексей Михайлович только головой покачал. Вот именно этот вопрос и был в записке. А сын улыбнулся, широко и открыто. – Не всегда, батюшка, но пригодно. Мы таковыми сигналами многое сказать можем, а враг и не поймет сразу. – Хорошая придумка, сыне… А еще для чего она гожа? – Кораблям можно так же общаться. Сообщения передавать… да мало ли! Не всегда ж можно гонца послать. А тревогу просигналить всяко проще… – А дорога ли придумка? При виде обычной блестящей металлической пластины царь только головой покачал. – Вроде бы и недорого… обдумать надо. Алексей сразу нахмурился. Что это такое – обдумать, он уже знал. Считай, представить на рассмотрение боярской думе, а там и получше проекты потонут без следа. Им-то невыгодно, если своровать не получается! Но и ругаться не стал. – Батюшка, письмо у меня. Донской казак Степан Разин челом тебе бьет. – И чего он желает? – Пишет он, что брата его сказнили смертью лютой – невиновного. – Вот как? И кто? – Воевода твой. Юрий Долгоруков… – Юрия я знаю, сыне. Просто так никого он не казнил бы… – А он и не просто так, батюшка. Позволишь ли рассказать, что мне ведомо? – Позволю, сыне. Только не здесь и не сейчас… Алексей Алексеевич кивнул – мол, подожду. А царь с умилением поглядел на белобрысую макушку сына. Умница растет. Наследник… Государь всея земли православной. * * * Разговор с отцом вышел у Алексея нелегким. Хоть и были рядом Софья, Анна и Татьяна, последнее время начавшая симпатизировать казакам, но основная нагрузка упала на плечи мальчишки. Вечером, поздно, когда удалились все остальные, когда Лешка посмотрел на отца и попросил разрешения тетушкам да сестренке остаться – мол, у меня от них секретов нет, Алексей Михайлович кивнул и пригласил ребенка в свой кабинет. Красивый, весь в золоте… Лешка не мог не оценить, насколько у него удобнее. Золота нет, так оно и не надобно, и оружие дорогое по стенам не развешано, так и на кой оно в кабинете? Перья саблей точить? Зато у него все просто, полки вдоль стен, на них свитки и книги, все по делу, ничего лишнего нет, но нет и ненужного. Стол только великоват, но это на вырост. – Когда-нибудь все твое будет, сынок… – неправильно понял интерес сына Тишайший. – Тятенька, проживи еще сто лет! – тут же отреагировал мальчишка. – Чем позже я шапку Мономахову надену, тем больше поживу спокойно. Тишайший только усмехнулся. Не без того, ой, не без того… – Умен ты, сынок, не по годам. В Кремль обратно не хочешь? – Нет, батюшка. Здесь уж ты бояр гоняй, а я у себя в школе буду тебе помощников растить. – Мне ли? А то и себе? – Земле православной, государь. Ей, родине-матушке, и только ей. А то ведь кого ни возьми, никто Руси не служит, всяк себе урвать пытается. Дедушка мой, Милославский, сколько раз бит был, народом ненавидим, а все хапает, словно на тот свет с собой унести собрался. – Да-а, сынок, мне бы в твои годы так рассуждать. А об Илье ты зря так, он человек полезный… Чего стоило Алексею проглотить ехидное: «Не все то полезно, что в душу полезло», – только он знал. Но проглотил и невинно улыбнулся. |