Онлайн книга «Над пропастью жизнь ярче»
|
– Отощала. И взгляд какой-то блаженный. Ты, часом, не на наркотиках? – Нет. – А питаешься как? Саша неопределенно пожала плечами. О том, что живет в монастыре и соблюдает посты, она рассказывать не собиралась. – Раздевайся. Врачиха осмотрела лимфоузлы, помяла живот. Буркнула: – Все вроде ничего. И жирок даже есть. Но все равно не нравишься ты мне. Ладно. Кровь сдашь – посмотрим. И взглянула многозначительно. В коридоре Саша присела, рассмотрела направление на анализ. Помимо стандартных граф – иммунограмма, вирусная нагрузка были подчеркнуты еще две. «Квартальный тест стандартный» и «HCG». Что, интересно, за звери? Из соседнего кабинета вышел парень. Походка томная, попой вертит, глазки подведены. Прежде Саша шарахалась от товарищей по несчастью. Брезговала общаться с «голубыми», проститутками, наркоманами. Но в монастыре успела привыкнуть к юродивым, поэтому бесстрашно спросила красавчика: – Что такое квартальный тест, знаешь? – Конечно, – взмахнул тот пушистыми ресницами, – наркоту в крови искать будут. Конопля, опиаты. Амфетамины, кокаин. – Понятно… – равнодушно протянула Саша. – А HCG кто такой? – Как? – захлопал глазами парень. – Ты еще незнакома с этим очаровашкой? – С кем?! – Это лучший в мире гормон, любимец всех девушек! – Ты поэт? – буркнула Саша. – Я циник, – оскалился парень. – Это Human chorionic gonadotrophin. Ты беременна, крошка. И пошагал, вертя попой, дальше. Александра посмотрела ему вслед. Потом обернулась на дверь своего кабинета. Пойти поругаться с врачихой? За кого она ее, черт возьми, принимает?! За беременную наркоманку?! Наши медики всех готовы под одну гребенку подстричь. Придурки. Хотя нет. Ругаться – это очень мирское поведение. Проще сдать анализы и тем доказать, что никаких наркотиков в ее жизни нет. А секс, пока он имелся, всегда проходил, как и положено, с презервативом. «А если вдруг?» – острым ножом стрельнула в грудь мысль. Вспомнился весенний лес, запах талого снега, крови, ее отчаяния и спермы. Но Саша быстро подсчитала. На охоту с Виктором Валерьяновичем они ездили в начале апреля. Сейчас начало августа. Случись что тогда – уже бы живот виден был. Однако, когда пришли анализы, Любовь Ивановна радостно завопила: – Так я и думала! Давай, Степанцева. Диктуй фамилию, адрес. – Кого?! – Вот не люблю, когда вы все скромниц начинаете из себя строить, – скривилась доктор. – Ты беременна. Кто отец? – Но… – Выпрыгни в окно. Хватит! Хватит из себя святую невинность строить. Беременность – судя по уровню ХГЧ – недель восемь. Ошибки быть не может. Мы уже знаем: СПИД тебе ветром надуло. А сейчас про непорочное зачатие будешь рассказывать? Саша не слушала. Быстро подсчитала дни – и сразу поняла. Нервная июньская ночь накануне большого дела. Жаркая жидкость, что текла по ногам. Зиновий уверял тогда, что ей показалось. Он, как обычно, предохранялся. И в те минуты ей проще было ему поверить. Не морочить себе голову еще одной проблемой. А что делать сейчас? – Я жду, Степанцева, – поторопила врач. – Кто отец? – Он… он умер. Докторша покачала головой: – Ох, нарываешься ты, Александра. На статью об умышленном заражении. Тут Сашино христианское смирение истекло. Вскочила с жесткого стула, заорала: – Достали вы уже! Принижать постоянно, не верить, пугать! Я сказала вам: умер. Убили его. Еще в июне. – А тебе, значит, память оставил, – усмехнулась докторица. – Ладно. Записываю тебя к гинекологу. По экстренному, прямо на завтра. Приходи обязательно, талоны на вес золота. Загуляешь – аборт сделать не успеешь. – Аборт? – Саша сдвинула брови. – Ну а что еще? Давай делай, а через две недели приходи. Терапию начнем. – Зачем? У меня CD4+ в норме. – После аборта точно будет не в норме, – заверила Любовь Ивановна. – Сбой гормонального фона, стресс. Профилактический курс обязательно придется пропить. – А если… – осторожно произнесла Саша, – я захочу рожать? – Да я смотрю, ты героиня! – Слушайте, – снова вспылила девушка, – разговаривайте таким тоном с проститутками, с наркоманками. А со мной не надо. У меня конкретный вопрос: ребенок тоже будет больной? Врачиха фыркнула: – Гордая ты какая. А с чего важничаешь? Жилья нет, профессии нет, мужа нет. – Я спросила про ребенка, – сквозь зубы повторила Саша. – Нет. Ребенок больным не будет. Назначается специальная терапия, и тогда вероятность заражения – один-два процента. Ну и грудью кормить нельзя. С молоком вирус передается. Еще вопросы? – Зачем вы в медицину пошли, если так людей ненавидите? Ответа дожидаться не стала. Выбежала из кабинета. Хлопнула дверью. Реветь прямо здесь она не будет. Вышла из медицинского центра с гордо поднятой головой. Права проклятая докторица. Что ей делать – одной, с ребенком? Без мужа, без профессии, без жилья? Но ведь аборт – это страшный грех. Да и как жаль убивать мальчика или девочку. С улыбкой Зиновия. Единственную о нем память. Саша бездумно бродила по улицам. Родной город, Москва, но ощущение неведомой, другой планеты. Ни единой четкой картинки, дома, деревья, прохожие слились в одну по-летнему пеструю массу. Александра не понимала: где она? День сейчас или ночь? И вынырнула из странного, наверно, у наркоманов такое бывает, полубреда-полукайфа только вечером. С удивлением осознала: она, оказывается, в родном дворе. Сидит на лавочке у подъезда. А навстречу, усталый, с работы идет отец. И поздно уже прятаться, убегать. – Папа… – затравленно пролепетала Александра. Она ни капли не сомневалась: сейчас посуровеет лицом. Спросит холодно: «Зачем явилась?» Но Иван Олегович вдруг кинулся к ней и крепко обнял. А потом взял за плечи и шепнул в ухо: – Пойдем домой, Сашенька. Она, как робот, поднялась за ним к лифту. Доехала на четвертый этаж. Вошла в квартиру. Ничего здесь не изменилось – только ее обувь и куртки из коридора исчезли. Мама тоже встретила улыбкой: – Ой, кого ты привел! Сашенька, наконец-то! Ну, проходи. Что сначала: отдохнешь? В ванну? Ужинать? |