Онлайн книга «10 лучших дней моей жизни»
|
Вот теперь я действительно обиделась. Если подумать, тут должна быть одна девушка… Ровесница мамы, вдруг она умеет слушать? Мать часто рассказывала о подруге детства, Алисе Оппенхейм. Та умерла в шестнадцать лет. Я запомнила, потому что ее судьба казалась мне невероятно грустной. Несчастный случай произошел сразу после дня рождения Алисы. Перед праздником мать отправилась с подругой за покупками. Они выбрали розовое кружевное платье – на мой вкус, отвратительное, но мама заверяла, что наряд неплохо смотрелся. Торжество состоялось в банкетном зале ресторана «Таверна». Маму сопровождал Сай Сильверман; он остался другом семьи. Но я ушла от темы; Алиса жила всего в двух кварталах от бабушки, и посреди ночи семья проснулась от рева пожарных сирен. Судя по всему, произошло короткое замыкание, и дом подруги полыхнул. Мистер и миссис Оппенхейм отделались небольшими ожогами, у Алисиного брата Буча обгорели грудь и нога. Он долго пролежал в больнице, но в итоге поправился. Мы с мамой встретили его как-то в знаменитом гастрономе на Четвертой авеню. К тому времени я столько раз слышала об Оппенхеймах, что мне казалось, будто я вживую увидела героя любимого фильма – вам знакомо это ощущение? Увидев маму, Буч не заплакал, он только выдавил: «Алиса бы тоже вышла замуж и родила ребенка. Может, даже девочку, как у тебя». Разве не трагично? В ответ мать обняла его. Мне было одиннадцать или двенадцать. Я сделала вид, что не понимаю, о чем они, хотя прекрасна знала. В общем, Алиса погибла при пожаре. Мама говорила, что это были первые похороны в ее жизни. Она часто вспоминала о подруге, особенно о какой-то шуточной вендетте из-за нижних юбок, которые мать якобы украла у Алисы. Если подумать, мама будет рада, что я созвонилась с дорогим ей человеком. Я иду на кухню, снимаю трубку и набираю 411. – Райская диспетчерская служба «Четыре-один-один», назовите номер неба абонента. Номер неба? Почему меня преследуют напоминания о разделении рая? – Э… Думаю, седьмое. Мне нужен номер Алисы Оппенхейм. Доносится быстрый стук по клавишам. – Нашлось три Алисы Оппенхейм, годы смерти: тысяча четыреста восемьдесят второй, тысяча восемьсот двадцать третий, тысяча девятьсот пятьдесят третий. – Тысяча девятьсот пятьдесят третий. – Не вешайте трубку. Мне нравился местный сервис. – Алло? – откликнулся женский голос. – Добрый день, это Алиса Оппенхейм из Филадельфии? – Да, это я. – Э… Мы не знакомы. Я дочь Максины Файерштейн, помнишь? Меня зовут Алекс. – Да ты что! Не может быть! У Максины девочка? С ума сойти! Как поживает мама? – Хорошо, спасибо. Они с отцом поженились и родили меня. Сейчас они немного расстроены, потому что я умерла, но в целом все в порядке. – Максина вышла замуж? – Алиса так удивлена, будто в жизни подобного не ожидала. – И за кого? – За Билла Доренфилда. – Билла Доренфилда, покорителя сердец? – смеется девушка. – Помню его, тот еще прощелыга! Он дружил с моим братом Бучем. Но они были не особо близки, твой отец жесткий парень. Неудивительно, что он женился на Максине, она совершенно в его вкусе. Роскошная! А сейчас она как? – Отлично. Почему Алиса считает отца жестким парнем? Неужели он вообще не давал слабину? – Твоя мама была самой красивой в классе. – Она до сих пор прекрасна. – Максина рассказывала, как стащила все мои нижние юбки? – Рассказывала. – Наверняка оправдывалась тем, что оставила одну, на всякий случай. – Ну, э… Нужно выслушать и твою сторону. – О нет, в другой раз. Так нам должно было исполниться шестьдесят девять или семьдесят. Ох, так Максине уже старая! – Ей ни за что столько не дашь. – Я слышала, у вас там в семьдесят – как в пятьдесят, а в пятьдесят – как в тридцать. На небе я повзрослела до тридцати, чтобы не выглядеть на шестнадцать. Я рада, что повзрослела, но старше становиться не хочу. – Мне двадцать девять. – Да иди ты! И как умерла? – Машина сбила. – О, какая жалость. Сочувствую твоим родителям. – Да, – пора заканчивать со вступлением. – Послушай, я здесь никого не знаю, кроме бабушки с дедушкой и дяди Морриса. Мама часто рассказывала про тебя, вы же были подругами. Может, пообедаем вместе? – С удовольствием! Как насчет завтра? – Вполне устроит. – Отлично. Тут есть хороший французский ресторан. Сядешь в машину, скажешь «Французский ресторан», и она отвезет тебя куда надо. – А столик надо заказать? – Мы же на седьмом небе, тут не заказывают столики. – Да, точно, – через силу выдавливаю я. – Как, ты не на седьмом? – Алиса на лету схватывает мое настроение. – Ну, пока что… – А, так ты в лимбе. Не волнуйся, завтра поговорим. – Правда? Не волноваться? Потому что я волнуюсь. – Не надо. Все обсудим. Мы дружили с твоей матерью, так что я о тебе позабочусь. Слушай, мне надо бежать на теннис, но завтра обязательно увидимся. Давай встретимся в час. Буду очень рада знакомству. – Да, я тоже. Тогда жду тебя в час. – Алекс… – Что? – Не переживай. Я тебя не брошу. – Хорошо. – Бывай! До завтра! – Пока. «Бывай»? Ну да ладно, мне полегчало, причем существенно. Хлопает собачья дверца, и появляется Персик. Она смотрит на меня снизу вверх с виноватым видом; даже ушки опустились. – Какие люди! Ты соизволила уделить мне свое драгоценное время. Собака запрыгивает на колени и принимается с энтузиазмом облизывать лицо. – И ты меня прости. – Я глажу ее в ответ. В холодильнике материализуется коробка эклеров, и мы с Персик отправляемся в гостиную смотреть телевизор. Из всех небесных каналов мне больше всего нравится «Любимые отрывки из сериалов». Показывают эпизод из «Я люблю Люси», где Люси говорит Рики о беременности. Естественно, моя любимая серия. Затем идет «Шоу Мэри Тайлер Мур», где Рода приводит на праздничный обед Гарри Уинклера, а Мэри не может найти для него места и порцию телятины «Орлов». Гарри приходится сидеть отдельно у окна, в то время как все остальные сидят за обеденным столом. Такая умора. В середине «Семейки Брэди», серии с Дэви Джонсом, наваливается усталость, а к началу «Такси» (когда друзья помогают Джиму получить водительские права) я засыпаю. Просыпаюсь через несколько часов, глубокой ночью. Персик свернулась рядом; мои движения будят ее. |