Книга 10 лучших дней моей жизни, страница 20 – Адена Хэлперн

Мы подолгу сидели у телевизора, но не смотрели его. Думаю, нам просто требовалось побыть вместе. Дядя Моррис потерял лучших друзей и не мог думать ни о чем другом.

Я как-то попросила его потанцевать, но он ответил, что не в настроении, и ушел к себе в комнату.

Потом в доме появилась Матильда. Ее наняли сиделкой к дяде, а позже она стала нашей домработницей.

– Что случилось с дядей Моррисом? – спрашивала я родителей.

– Он грустит, – ответила мать. – Ему нужна помощь.

Дядя протянул полгода. Субботним утром у него случился удар; мама нашла его в постели. Мне запретили выходить из спальни, так что я смотрела по двенадцатому каналу «Милдред Пирс», любимый фильм бабушки. Честно сказать, мне было страшно высунуть нос за порог. В другой комнате лежал дядя Моррис. Только через несколько лет я переборола страх и снова зашла к нему.

За дверью переговаривались родители. Потом приехали из морга забирать дядю Морриса. Планировались скромные похороны и поминки. После прощания на кладбище нас навестили близкие друзья, но пышных церемоний не устраивали. Семья устала от похорон.

В доме стояла гробовая тишина – было бы слышно, как падает иголка. Нарушали безмолвие только телефонные звонки. Мать не хотела подходить, поэтому трубку брала я и отвечала: «Мама сейчас не расположена к разговорам». Я не знала, что означает «не расположена», но повторяла важное слово раз за разом.

Больше никто не выделывал па на кухонном линолеуме. Никто не брал в руки камеру. Я как-то попросила маму сварить компот, но в ответ получила косой взгляд. Теперь по субботам к нам приходили няни; они не умели играть в бридж, и вскоре я совершенно позабыла правила.

Прошло какое-то время после смерти старших родственников, и я задумалась, не идеализировала ли я их. Попыталась вспомнить худшие качества. Порой бабушка бывала очень назойливой. Я уже упоминала о высоком гнусавом голосе; часто возникало впечатление, что изо рта у нее вылетают сплошные вопросы и требования. Дедушка был (и есть) тихий человек. С другой стороны, вполне вероятно, бабушка просто перекрикивала его. Может, до встречи с ней он был душой компании. Что особенного в деде? Заурядный бухгалтер, зарабатывал на хлеб с маслом (и туфли для танцев). Или дядя Моррис: разве не странно, что он так и не женился, ни с кем не встречался подолгу и жил под боком у сестры? Но я сама чувствовала, что придирки натянуты. Все трое были великими людьми – лучшими, что мне довелось встретить на земле, – при всех недостатках. Они умели радоваться и ценить жизнь и даже сейчас, на небе, не потеряли к ней вкуса.

Теперь вы знаете, почему последний проведенный с семьей вечер запал мне в память как один из лучших. Почему я люблю черепаховый суп и мюзикл «Энни». Тогда я в последний раз радовалась пяти родителям вместо двух. Тогда в последний раз все смеялись, перебивали друг друга, а дом вместо гробовой тишины наполняли смех и танцы.

Последний день, когда мне довелось побыть чудо-ребенком.

Дорогая Алиса на небесах

– Бабушка? – всхлипываю в трубку.

– Алекс, что случилось? – в панике спрашивает она.

– Что случилось? – повторяет на заднем фоне дед.

Телефонные разговоры с бабушкой всегда протекают подобным образом. Приходится повторять деду каждую фразу. Для меня загадка, почему он просто не берет параллельную трубку. Но я давно привыкла.

– Ничего, просто хотела услышать твой голос.

– Алекс, я волнуюсь. Это эссе тебя вымотало. Хочешь, дедушка приедет и поможет? У него есть литературные способности.

– Сейчас оденусь, – доносится его голос.

– Нет, не надо. Я только что дописала главу, где вы умираете. Мне ужасно грустно, захотелось вас услышать.

– И это лучший день в твоей жизни? – В трубке взлетает обиженный голос бабушки.

– Что она говорит? Написала в эссе о нашей смерти?

– Да нет же! – Мне приходится повторить трижды, чтобы перекричать возмущенные возгласы. – Я писала не о смерти, а о последнем дне, который мы провели вместе.

– Вот как. – И в сторону дедушке: – Она не считает нашу смерть лучшим днем, я ошиблась.

– А-а.

– Бабушка?

– Да, милая?

– Можно я завтра к вам загляну, сыграем в бридж?

– Конечно. Надо предупредить дядю Морриса, чтобы отложил дела. С другой стороны, почему бы не пригласить Адама?

– Он… – быстро собираюсь с мыслями, – у него назначена встреча.

– И с кем же?

– С прапрадедушкой. Они собирались на рыбалку.

– Ладно, тогда я позвоню дяде Моррису.

– Спасибо. И еще, у тебя есть компот?

– Представь себе. Как раз утром в холодильнике появилась банка.

– А мы будем смотреть «Милдред Пирс»?

– Тебе от этого полегчает? – воркует бабушка.

– Да.

– Тогда обязательно. Все, что угодно, для моей Алекс.

– Спасибо, бабушка. Мне сейчас так тяжело.

– Ты справишься, родная. Мы всегда будем рядом, неважно, на какое небо ты попадешь.

– Обещаешь?

– Конечно. Чем ты планируешь сегодня заняться? Прогуляйся по городу, ты еще ничего здесь не видела.

– Я именно так и собиралась сделать. Встречаюсь с Алисой Оппенхейм, маминой подругой.

– Алисой Оппенхейм?

– Что такое с Алисой Оппенхейм? – спрашивает дед.

– Алекс с ней обедает.

– Как Алекс ее нашла?

– Как ты ее нашла?

– Позвонила.

– Позвонила? – спрашивает бабушка, будто в жизни не слышала ничего удивительнее. – А как ты узнала ее номер?

– У оператора, по четыре-один-один.

– Разве так можно? – И пораженно повторят деду: – У оператора можно узнать телефонный номер!

– А как ты думаешь, Эвелин, откуда люди узнают номера?

И начинается знаменитая перепалка Файерштейнов.

– Я о таком даже не слышала.

– То есть как? Что ты делаешь, когда тебе надо кому-то позвонить?

– Спрашиваю у знакомых и записываю в телефонную книгу.

– А если нужен номер, который у тебя не записан?

– Такого еще не случалось.

Боюсь представить, как бабушка справлялась бы с интернетом. Не говоря уже о пульте для телевизоров.

– Бабушка, я опаздываю. Перезвоню тебе позже, – встреваю я.

– Погоди, напомни номер оператора.

– Четыре-один-один! – хором кричим мы с дедом.

– И он найдет мне телефоны?

Надо заканчивать разговор. Если бы я так не любила бабушку, я бы точно ее сейчас пристрелила. К тому же она и так уже умерла.