Книга Миссис Хемингуэй, страница 13 – Наоми Вуд

– Несравнимо с потерей жены.

– Прости, – из ее глаз вот-вот покатятся слезы, – что я потеряла его.

– Все уже позади, Хэш, это не важно.

– Просто мне кажется, что тогда-то все и оборвалось.

– Но у нас и потом были хорошие времена. Очень хорошие.

Он улыбается ей, а она ему: старые добрые друзья. Навсегда.

Хэдли открывает шкатулку, чтобы достать янтарные бусы, и видит бычье ухо, высушенное и давно уже без крови. Подарок матадора на прошлогодней корриде – он заметил с арены ее ярко-рыжие волосы. Теперь ухо стало жестким, как башмак. Она провела пальцем вдоль щетинистой кромки. Этот талисман должен был принести счастье – и приносил его довольно долго. По крайней мере, оберегал их брак от посягательств других женщин – пока не появилась Файф. Хэдли защелкивает шкатулку.

– Есть новости от издателя. – Эрнест, усевшись в плетеное кресло, допивает последние капли своего джин-тоника.

– О «Солнце»?

– Роман выйдет без дальнейших правок.

– Это прекрасно.

Но Эрнест, кажется, не вполне доволен.

– Что-то не так?

– Я нервничаю.

– Почему?

– Я рассчитываю на большой успех.

– И что?

– А то, что тогда я смогу позволить себе больше, чем один хороший пиджак, и больше, чем одну пару туфель.

– Конечно, это будет успех. Я не знаю никого более достойного успеха, чем ты. А кроме того, денег нам и так уже хватает – и на еду, и на квартиру, и чтобы растить нашего прекрасного сына, который, слава богу, теперь здоров и в полном порядке.

– И у нас есть друзья, достаточно богатые, чтобы выручить нас в трудную минуту.

Хэдли в последний раз проводит щеткой по волосам и поворачивается к мужу.

– Не говори так. – Она опускается на колени, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с его. – Это вечерняя грусть. Вот и все. Однажды ты будешь так же богат, как Сара и Джеральд, и только тогда поймешь, что тебе это не нужно.

Он осторожно берет ее руку и целует в ладонь.

– Ты слишком хороша для меня.

Но он не поправил ее, когда она сказала «ты», а не «мы». И ее сердце вновь обрывается, хоть он и целует ее, как тогда, на холодном тротуаре Чикаго. Она вдруг понимает, каким будет его решение, понимает еще прежде, чем он его принял. Победит Файф. Это неизбежно. Хэдли застывает на месте.

– Мы идем одни?

– Да, – вполголоса отвечает он, стоя уже почти рядом с дверью, так что она едва может разобрать его слова в вечерней тишине. – Мы встретимся с Файф там.

– Папа!

По лестнице топочет Бамби. Сперва ручка отодвигает парчовую занавеску, потом появляются сандалии, все еще черные коленки и наконец – милое загорелое личико. В сонных глазах – любопытство: входить в родительскую спальню без спросу ему не позволялось.

– Папа, это тебе. – Он протягивает отцу красную розу из сада.

Эрнест подхватывает сына на руки, прижимает к груди. Бамби отодвигается от колючих отцовских усов.

– Merci, mon amour [11] . А теперь мы отдадим ее Maman, хорошо?

– Oui [12] , – решительно соглашается малыш и тут же с подозрением прищуривается: – Куда вы уходите?

– В гости.

– А меня возьмете?

– Боюсь, для этого ты сегодня слишком устал.

Хэдли смотрит на мужа и сына, внутренне холодея от мысли об «этом».

Эрнест опускает сына на пол.

– Скажи Мари, что я разрешил тебе выпить чашку шоколада, после того как вымоешься. – Он проводит пальцем по коленке малыша, оставляя белый след на вымазанной землей коже. – Какой же ты чумазый! Посмотри-ка на маму, видишь, какая она красивая!

– Очень красивая, – согласен Бамби.

– Поцелуй ее на ночь.

Хэдли наклоняется и чувствует на щеке губы сына.

– Спокойной ночи, дорогой.

Бамби протягивает ей красную розу, Хэдли ставит ее на туалетный столик в склянку из-под духов. Накидывает шаль.

– Готова? – Эрнест уже стоит у двери – Да. – Она выходит в ночь следом за ним.

На вечеринку Хемингуэи прибыли позже, чем хотели: Скотт уже успел порядком набраться, равно как и Зельда. Здороваясь, Эрнест и Хэдли слышат в ответ ободряющий щебет: как хорошо, что Бамби поборол coqueluche, какой он крепкий мальчик и так далее. И как им не хватало Хемингуэев все это время. Но у Хэдли при виде их довольных и загорелых физиономий эти слова вызывают некоторые сомнения. Ужин уже съеден, от буйабеса остались лишь клешни и раковины. Сыновей Сары и Джеральда не видно – мать, без сомнения, их заперла: вдруг Хемингуэи все же притащат пару микробов на одежде.

Файф тоже пока не появлялась.

– Нам пришлось поужинать вместе с детьми, прежде чем отправить их в постель, – щебечет Сара. – Вы уже поужинали, не так ли?

Эрнест отвечает утвердительно, хотя это неправда. Хэдли бросает на мужа взгляд, в нем ясно читается: «Не знаю как ты, а я умираю от голода!» Партию, которую им предстоит разыграть, не стоит начинать на голодный желудок.

На Саре ожерелье из стольких жемчужных нитей, что шея кажется забинтованной. Большинство знакомых – из числа присутствующих тоже – предпочитают Сару ее мужу, хотя Хэдли всегда больше нравился Джеральд.

Эрнест считает его выпендрежником, но Хэдли как раз это и привлекает. Обоим, Хэдли и Джеральду, с трудом удается вжиться в предписанную им роль, в отличие от остальной компании – там все играют безупречно. Они с Джеральдом – двое смертных среди небожителей.

Именно Джеральд ободряюще рассмеялся в парижском кафе, когда Хэдли радостно объявила, что Эрнест был первым американцем, убитым в Италии.

– Сногсшибательная новость, учитывая, что этот человек сидит сейчас рядом с нами и вполне ощутимо дышит, не правда ли, Хэш?

Поняв ошибку, Хэдли покраснела.

– Ранен, – тихонько сказала она, – я имела в виду, он был ранен.

Она, конечно, заметила красноречивый взгляд Сары, адресованный Файф. Какое счастье, что рядом оказался Джеральд с его мягким юмором.

Вся компания расселась вокруг стола под липами, умиротворенная и по-весеннему нарядная.

– Как прекрасно видеть вас обоих, – воркует Сара. – Вам ведь пришлось страдать в заточении!

– Я так рада из него выбраться. – Хэдли пытается говорить беспечным тоном.