Книга Самолет улетит без меня, страница 34 – Тинатин Мжаванадзе

Мы там закиснем оба, говорила я. Тебе же надо расти! Это столица, здесь столько возможностей, а там мы будем только объектом для пересудов.

Он снова выходил курить и смотрел на этот город пустым вглядом.

Иногда мне казалось, что он его ненавидит.

Или пуще того: боится.

Но сколько времени еще будет продолжаться эта рваная неполноценная жизнь?! Я туда не поеду. Он сюда не приедет.

Когда ты приведешь к нам дочку? Давай ее познакомим с моими мальчиками!

Он отмалчивался.

Он приезжал раз в месяц, ну от силы – два и оставался на пару дней. Мы не успеваем привыкнуть к тому, что живем вместе, как ему уже пора обратно.

Это вырывает мне сердце. Когтями, одним ударом. Сколько можно?! Все тянется, тянется.

И холодок вовсе не от сквозняка.

Однажды у меня страшно болела голова после нашей очередной ссоры, а он молчал на кровати. Полностью расслабленный, как рысь после охоты, лежал и созерцал треклятую ловлю тунца японскими моряками. Я хаотично слонялась по дому, как будто у меня топор в башке, иногда постанывала и жаловалась – никакой реакции.

Меня прорвало.

Почему меня нельзя пожалеть?! Я нужна, только если здорова, весела и безмозгла? Почему ему не приходит в голову, что я тоже могу заболеть!

– Поставь ноги в таз с горячей водой, – отозвался он.

Да твою же мать, доктор!

Пришлось ему все-таки, недовольно пыхтя, сделать над собой усилие и позаботиться обо мне.

Люди любят, ссорятся и все равно беспокоятся друг о друге – так я вижу семью. Для меня он – семья, а я для него что?

– Не кури, мамочка! Ты заболеешь и умрешь. Какой смысл в том, что я о тебе волнуюсь?! Тебе же все равно! – впадал иногда в истерику Старший.

Мой золотой мальчик! Как он обо мне заботится. Мне это так важно. Если бы кто-то взрослый так переживал за меня, я бы прекратила свои манипуляции с сыном и его тревогами.

Опять занесло в пустыню с отмеренным глотком воды. Неужели я опять не такая?

* * *

Она все время говорила.

Если я успевал зажать ей рот рукой и увлечь в любовь – была отсрочка на некоторое время. А потом наступало неизбежное: на нее накатывало облако тревоги, и она говорила.

Вначале было понятно – ржавые обломки, залечивание ран. А потом уже непонятно – спор в одни ворота.

Я не мог отвечать, потому что терял нить на десятой минуте.

Вообще-то мне просто хотелось быть с красивой, удивительной женщиной. И более ничего.

А тут монолог непрерывный.

Он не предполагал моего участия – ей надо было говорить, выплескивая следующий слой страхов и надежд. Объектом всего на свете стал только я.

Когда мы были порознь, она звонила и начинала говорить. Я немного отвечал, потом клал мобильный телефон на подоконник и уходил на балкон курить.

Там был мой город.

Мой маленький, неказистый городишко, в котором я могу ходить с закрытыми глазами и знаю всех его придурочных жителей.

Здесь каждый поворот сообщает мне радость – невеликую, но неизменную.

Я всегда знаю, в какой стороне лежит море.

Местные жители делают вид, что им плевать на него, и даже садятся к нему спиной.

Бывшие моряки хрипло ненавидят его вслух, играя в нарды.

Купаются только приезжие лохи!

Но оно тут. Мне нужно смотреть на него, когда заходит солнце. Мне нужно просто знать, что в любой момент я смогу его увидеть.

И что, если выйду из дома в шортах и шлепках, то пройду вон той улицей и встречу своих ребят.

Мы вместе пинали мяч в пыли, переживали сырые беспросветные зимы, кутили в местных подвальчиках. Мой слух ласкают их грубые голоса, неправильная речь, от которой, что бы ни случилось, веселеет на сердце, и им всегда интересно послушать, что же я расскажу.

Летние ночи здесь влажные и душные, и нигде в мире нет таких свирепых и кровожадных комаров-людоедов, их все ненавидят и преследуют, но в то же время и гордятся ими – какая-никакая, а достопримечательность, печать уникальности, так сказать.

Я люблю возвращаться в свой двор – страшненький, но родной. Чьи-то головы торчат из окон – вскидываю руку и спрашиваю что-то необязательное, мирное и тут же забытое.

А Айлар тянет куда-то прочь из этого – кому рая, а кому и болота. Почему она не может просто быть со мной?!

Однажды мне приснился путаный сон – ее дети, мать, сестра, ее друзья и подруги, все они толпой тянулись ко мне и хотели обнять, бесконечные лица, которые отныне я обязан был принять как своих родных, и воздуха все меньше, круг смыкается, лица все ближе, теснее, крупнее, я не хочу, не хочу, выпустите меня отсюда!

Еле выдрался из сна, измученный и словно избитый.

Наверное, с перепоя улегся неправильно и надавил на сердце.

Однажды Айлар приезжала сюда.

Ходила по городу, как диковинная птица, за ней шелестели голоса и крались соглядатаи. Купалась в море, загорала на нашем диком пляже. Кажется, ей тут было как на транзитной станции: неважнецки, но ненадолго.

Она очень хотела познакомиться с моей мамой, но не вышло, та – конечно же – отказалась подпускать к себе «неизвестно кого, неизвестного роду-племени, да еще и с двумя детьми».

Может, оно и к лучшему, но Айлар и мой городишко остались друг другом раздражены.

Что будет, если мы станем жить в моем городе? Я стану посмешищем. Это все равно что привести в дом Пегаса.

Иногда мне хочется писать ей письма, потому что разговор нам неподвластен.

«В один прекрасный день ты прочтешь это письмо».

Вот так я хотел начать его.

«Но никто не знает, каким будет этот день на самом деле. Может, тебе просто надоест, или тобой овладеет любопытство, может, тебе будет плохо и ты захочешь меня вспомнить, а может, наоборот, тебе будет весело и ты понадеешься, что это письмо тебя позабавит. Может, ты подумаешь, что в этом письме вдруг окажется ответ на очень сложный жизненный вопрос.

Но…

Но я еще сам не знаю, что тебе напишу.

Сейчас ночь, я жду твоего ответа утром: сможешь ли ты приехать в мой город?

Почему-то именно сейчас я сел писать это письмо и хочу сказать тебе, что очень хочу тебя увидеть и встретить тебя. Мое желание – запомнить этот день надолго и дать запомнить его тебе тоже. Такое ожидание я, наверное, не почувствую еще очень долго.

Я сейчас не прощаюсь. Я просто хочу тебе сказать, что желаю всех наших встреч. Моя необычная, жизнерадостная, прекрасная иностранка.

Мне сейчас это очень важно, и надеюсь, это станет важным и тебе. Я надеюсь, что где-то там, в твоем сердце, в твоей памяти и в твоих чувствах, я найду себе место.