Онлайн книга «Остров Русь»
|
— А ты пел сольно, пел! — подпрыгивал не месте боян Шнобель. — У меня слух есть, — парировал тот и сел. Заинтригованный Иван толкнул сидящего рядом бояна булавой и спросил: — Слушай, кто это? — Боян, ткачев сын, — потирая бок ответил сосед. — А что такое ВБО? — Всерусское боянское объединение... Ну ты, критик, и темный! Кто ж нас не знает?! Пристыженный дурак примолк. А директор ласково потрепал по голове хнычущего Шнобеля, шепнул ему что-то на ушко и объявил: — Ну что ж, пора и обсудить кого-нибудь. На закуску, так сказать. Лапкин, говорят, вы уже прослушали былины молодых? Но не успел Лапкин ответить, как из тесной кучки безусых боянов, которые трясясь от страха стояли в дверях, вынырнул удивительный человек. Иван-дурак при его появлении поперхнулся медовухой, которую кто-то любезно протянул ему, и стал на всякий случай натягивать боевые рукавицы. Человек был немолод и на бояна ничуть не походил. Да и вообще не походил он на русича, хоть и сабельку имел, какой любой богатырь бы позавидовал. Но самое удивительное — его волосы и борода имели нежно-зеленый, напоминающий о весне и свежей травке, цвет! — Кстати, о былинах, — заорал он. — Услышав слово «былины» я решил рассказать вам удивительный факт! Слово «былины» происходит от древнерусского слова «быль»! Быль же означает — бывалое, бывшее, то есть уже случившееся и запавшее в память народа! Кстати, о народе! Слово «народ»... — Ты кто такой? — осадил его директор. — Я тебя раньше не видел. — Боян я, — раскланиваясь, сообщил зеленоволосый. — Кстати, слово «боян» происходит от... — А ты не тать лихой? — вскинулся Шнобель. — Не печенег ли? Не кавказец ли дикий? — Я русский боян, — обиделся тот. — Автор замечательных застольных былин, исполняющихся напевно, вполголоса. — А почему мы тебя не слышали? — продолжал бдить Шнобель. — Пару лет назад, — помрачнел зеленоволосый, — шел я по лесу и упал в берлогу. Мне медведь на ухо и наступил. С тех пор я пою тихо, для себя. — Кубатайчик! — всплеснул руками боян Верхушкин. — Помню, помню я тебя! Ребята, это наш, боян! Зеленоволосый гордо подбоченился и помахал Верхушкину рукой. — Да, — задумчиво сказал директор ВБО. — Ситуация. А грамотка, что ты боян, у тебя имеется? — Вот она. Директор осмотрел грамотку, понюхал, попробовал на зуб. Кивнул: — Пойдет. Отлично сделана. Даже лучше, чем настоящая. Садись, боян, с этого и начинать надо было. Тот плюхнулся на скамью рядом с Иваном и окинул его пытливым взглядом. Потом уставился на булаву. — Слово «булава»... — начал он... Иван торопливо сунул ему чашку с медовухой. — Я не пью, — обиделся зеленоволосый. — Я пьянею от общения, находясь в окружении пьющих. Это имеет ряд следующих преимуществ... Зажав обращенное к соседу ухо перчаткой, Иван вновь уставился на директора ВБО. Рядом с ним уже стоял боян Лапкин. — Слушали мы сегодня былины северного бояна Куланьяннена, — начал он. Стоящий у дверей толстенький молодой боян глупо улыбнулся и сделал вид, что настраивает гусли. — Боян голосистый, былины хорошие, — продолжал Лапкин, — но петь их нельзя! Боян Куланьяннен уронил гусли и выпучил глаза. — Почему нельзя? — сам себя спросил Лапкин и сам же ответил: — Во-первых, мы таких не поем. Во-вторых, молод еще. В третьих, уж очень у него былины жестокие. Вот, скажем, былина о сорока богатырях и заколдованном острове. В ней богатыри, да даже и не богатыри толком, а добры молодцы, только и делают, что друг друга на кусочки рубят. Такого не бывает! «Бывает!» — хотел было пискнуть Иван, но сообразил, что нарушать напряженный полет мысли старого бояна невежливо, и промолчал. — Вот если былину переделать так, чтобы они друг друга не убивали, а понарошку дрались, — продолжал Лапкин, — чтоб булавы у них были соломенные, а кровь — из сиропа клюквенного, тогда петь можно. Есть у вас на севере клюква? — Есть, — пролепетал Куланьяннен. — Вот и переделайте. У вас большое будущее, боян. Вы вполне сможете петь колыбельные песенки для детишек малых. — А если я для взрослых петь хочу? — обреченно поинтересовался северянин. Все иронически заулыбались. Боян-ткачев сын приподнялся и разъяснил: — Поймите, Куланьяннен, эти экологические ниши у нас давно заняты. Остались места лишь для бояна-колыбельщика, бояна-хитрого мужичка и бояна-гитариста. Гитариста — это чтобы показать нашу прогрессивность. На гишпанском инструменте, гитаре, играешь? Нет? Вот так-то. Что там у него с другими былинами? — Ну, парочку мелких можно вставить в очередной концерт «Версты былинные», — снисходительно сказал Лапкин. — Есть еще одна большая, но какая-то больно запутанная. Можно, правда, ее до ума довести. Надо в начале петь последний куплет, потом второй, затем десятый и сорок третий. Остальные выкинуть, а двадцать шестой петь в виде припева. — Дело говоришь, Лапкин, — поддержал его боян-ткачев сын. — Кого еще прослушали? — Бояна Бурчалкина с юга, — нахмурился Лапкин. — Только сам он не приехал, а прислал на бересте текст былины срамной. «Бабушка и Василек» называется. — Читал, читал, — оживился кто-то из молодых. — Ох, срамная былинка! Там Василек этот бабушку... — Раз сам не приехал, и обсуждать не будем, — поспешил перебить его директор. — Грамотку сию возле печки положите. Мало ли что, вдруг дров не хватит... Кто еще у нас спеть хочет? Тут Ивану-дураку плашмя саданули по затылку саблей. Он гневно обернулся, и, отняв от уха рукавицу, уставился на зеленоволосого соседа. — Извини, — зашептал тот. — Привычка такая, как попаду в народ, так хочется саблей махать. Руки надо чем-то занять... — На, — Иван протянул ему пригоршню семечек, оставшихся в кармане от первой встречи с Марьей-искусницей. Он справедливо решил, что семечки могут занять соседу не только руки, но и язык. И угадал. А возле директора ВБО уже стоял крепенький мужичок с грустным выражением лица. Он со вздохом протянул ему несколько берестяных свитков и произнес: — Написал я тут маленько... Петь не надо, скажите просто, что не так... — Хитрый мужичок! — хором закричали бояны. — Покатит! — Теперь бы еще гитариста найти, — мечтательно сказал директор. А бояны веселились. Крынки с медовухой незаметно уступили место бутылям с зеленым вином. Сильно захмелевший от общего веселья сосед приник к Ивану-дураку и зашептал: |