Онлайн книга «Эта прекрасная тайна»
– Ты о чем? – Можно ли творить зло ради благих целей? Гамаш снял очки. – Продолжай, – сказал он и приготовился слушать, не спуская с инспектора своих спокойных карих глаз. – Ну, например, убийство, – начал Бовуар. – Убийство – зло. Но если побудительный мотив правильный? – Оправданное убийство, – кивнул Гамаш. – Довольно шаткая защита. – Вы считаете, убийство нельзя оправдать? – Почему ты спрашиваешь? Бовуар ответил не сразу: – Что-то здесь пошло не так. Монастырь разваливается на части. Взрывается. Предположим, это вина приора. И тогда… – Его убивают, чтобы спасти сообщество? – подхватил Гамаш. – Ну да. Они оба знали, что такой аргумент неприемлем. Его приводят многие сумасшедшие: мол, убийство было совершено ради «высшего блага». Но можно ли его оправдать? Гамаш и сам размышлял об этом. Что, если приор стал единственным порченым яблоком, которое заражало гнилью здешнее мирное сообщество, по одному монаху зараз? Людей на войне убивают постоянно. Если в Сен-Жильбере шла тихая, но опустошительная война, то один из монахов мог убедить себя в том, что имеется лишь один способ покончить с этим. Пока весь монастырь не сгнил изнутри. Изгнать приора нельзя. Он не совершил никаких преступлений. Вот в чем беда с червивыми яблоками – в их коварстве. Они гниют медленно. Снаружи все кажется превосходным. Пока гниение не переходит на другие яблоки. А тогда исправлять положение уже поздно. – Возможно, – сказал Гамаш. – Но возможно также, что гнилое яблоко все еще здесь. – Убийца? – Или тот, кто нашептывал убийце на ухо. – Он откинулся на спинку стула. – «Неужели никто не избавит меня от этого мятежного попа?» – Вы думаете, так и нашептывали? – спросил Бовуар. – Слишком уж напыщенно. Я бы, наверное, сказал: «Когда же он наконец сдохнет?» Гамаш рассмеялся: – Я бы на твоем месте запатентовал эту фразочку. – Неплохая мысль. Есть много людей, которым я бы ее послал. – «Неужели никто не избавит меня от этого мятежного попа?» – повторил Гамаш. – Слова, которые Генрих Второй сказал своим рыцарям, имея в виду Томаса Бекета. – Вы считаете, что мне сразу все стало ясно? Гамаш ухмыльнулся: – Не расстраивайся, юноша. Эта история закончилась убийством. – Так бы сразу и сказали. – Убийством, совершенным почти девятьсот лет назад, – продолжил шеф. – В Англии. – Я уже заснул. – Король Генрих возвысил своего доброго друга Томаса до архиепископа, полагая, что таким образом сможет получить контроль над церковью. Но произошло противоположное. Бовуар невольно подался вперед. – Короля беспокоила высокая преступность в Англии. Он хотел принять решительные меры против преступников… Бовуар кивал, слушая Гамаша. Он принял сторону короля. – …но чувствовал, что все его усилия сводятся на нет церковью, проявляющей слишком большую снисходительность к преступникам. – И тогда король… – Генрих, – напомнил Гамаш. – Генрих. Он увидел шанс реализовать свой замысел и назначил своего друга Томаса архиепископом. Что же пошло не так? – Ну, прежде всего, Томас не хотел архиепископства. Он даже написал Генриху, что если примет его предложение, то их дружба обернется враждой. – И оказался прав. Гамаш кивнул: – Король выпустил закон, согласно которому любой, кто будет признан виновным в церковном суде, будет наказан судом королевским. Томас отказался его подписать. – Поэтому его убили? – Не сразу. Через шесть лет, а пока враждебность нарастала с каждым днем. Но в один прекрасный день король Генрих произнес эти слова, и четыре рыцаря восприняли их как приказ. – И что тогда случилось? – Они убили архиепископа. В Кентерберийском соборе. Убийство в соборе. Бовуар попытался вспомнить фразу: – «Неужели никто не избавит…» – «…меня от этого мятежного попа?» – закончил Гамаш. – Вы думаете, настоятель сказал что-то подобное, а кто-то из монахов воспринял его слова как приказ? – Может быть. В таком месте настоятелю, вероятно, и произносить ничего не требовалось. Достаточно одного взгляда. Поднятой брови. Гримасы. – А что случилось после смерти архиепископа? – Его канонизировали. Бовуар рассмеялся: – Наверное, король сильно разозлился. Гамаш улыбнулся: – Генрих остаток жизни каялся, говорил, что не хотел смерти архиепископа. – Думаете, не врал? – Я думаю, легко говорить так постфактум. – Значит, вы предполагаете, что настоятель мог сказать что-то в таком роде и один из монахов убил приора? – Не исключено. – И отец Филипп, зная о том, что случилось, меняет тактику и делает нечто неожиданное. Назначает одного из сторонников приора главой хора. – Бовуар сделал вывод из сказанного: – Больная совесть? – Раскаяние? Желание загладить вину? – Гамаш нахмурился. – Вполне вероятно. Он подумал, что иногда очень трудно понять, почему эти монахи поступили так, а не иначе. Они были не похожи на всех, кого он знал и с кем сталкивался в процессе расследования. Но в конечном счете он был вынужден признать, что они всего лишь люди. И у них те же самые мотивы, что и у других, только спрятанные под черными мантиями и ангельскими голосами. И под молчанием. – Настоятель отрицает, что монастырь расколот, – сказал Гамаш, откидываясь на спинку стула и переплетая пальцы. – Ух ты! – Бовуар покачал головой. – Есть масса вещей, в которые эти монахи верят без всяких свидетельств. Но дайте им доказательство чего-нибудь, и они ни за что не поверят. Раскол слишком очевиден. Половина хочет записать новые песнопения, половина – нет. Половина хочет, чтобы обет молчания был снят, другая – нет. – Я не уверен, что они делятся пополам, – сказал Гамаш. – Полагаю, баланс изменился в пользу приора. – И поэтому его убили. – Вполне возможно. Бовуар поразмыслил над словами шефа. – Значит, настоятель как бы запудрил им мозги. Брат Антуан назвал его испуганным стариком. Вы думаете, он и убил брата Матье? – Честно говоря, не знаю. Но если отец Филипп испытывает страх, то он здесь не единственный, – сказал Гамаш. – Я думаю, большинство из них боится. |