Книга Единственный вдох, страница 11 – Люси Кларк

Сквозь воду Ева смотрит на дно. Лучше не думать о том, что в Плимуте к берегу прибило тело, и теперь оно лежит в морге, еще не опознанное.

Лодки то и дело прибывают к пристани, рыбаки выгружают улов, но Сола среди них нет – все мужчины выглядят намного старше.

Как-то утром, лежа рядом с Джексоном и водя пальцем по завиткам волос на его груди, Ева вдруг попросила:

– Расскажи мне про своего брата.

– Нечего особо рассказывать. – Джексон внезапно помрачнел, перекатился на бок и встал с кровати. – Он предатель, ему нельзя доверять.

Разговор о Соле заходил еще пару раз, и однажды Ева наконец заставила Джексона объяснить, почему за последние четыре года братья не обмолвились ни словом. Впрочем, через какое-то время она перестала поднимать эту тему: невозможно было видеть, как страдает Джексон от одного упоминания Сола.

То ли от жары, то ли от усталости, все еще оставшейся после перелета, кружится голова, и Ева торопится найти тень. Звонит мобильный; на экране высвечивается «мама», а она станет звонить, только если появятся новости о найденном теле.

С бешено колотящимся сердцем Ева все смотрит на телефон. Хочется ли ей все узнать, хочется ли, чтобы в этой истории была поставлена точка?

Наконец Ева прижимает мобильный к уху.

– Это он?

Ее мать тяжело вздыхает.

– Прости, детка, но это не Джексон. Тело не его.

Ева закрывает глаза.

– Зря я вообще тебе сказала, пока точно не установили. Просто я не хотела, чтобы ты услышала об этом в новостях.

– И кто это?

– В смысле?

– Чье тело нашли?

– Какой-то мужчина из Уэртинга, сорока пяти лет, женатый. Спрыгнул с моста полтора месяца назад.

Ева нервно сглатывает. Что сейчас чувствует его супруга? Стало ли ей легче от того, что теперь можно похоронить мужа? Наверное, Еве стало бы легче. А может, Дирк все-таки прав, и телу Джексона лучше оставаться в море.

– Ева? Слышишь меня?

Печет солнце, во рту пересохло… Она сегодня хоть что-нибудь пила? Ева облизывает губы, пытаясь сглотнуть.

– Детка? Ответь!

– Я здесь, – слабым голосом произносит Ева, чувствуя подступающую тошноту.

К пристани приближается синяя лодка. С губ Евы срывается сдавленный крик.

На борту лодки настолько похожий на Джексона мужчина, что на мгновение Ева подумала, будто это он и есть.

– Ева? Ева? – с нарастающим беспокойством повторяет ее мать.

Но Ева ее не слушает. Она подается вперед и прищуривается.

Поза прямо как у Джексона: одна рука в кармане, плечи расслаблены. Темные кудряшки закрывают уши, глаза спрятаны под солнечными очками. Мужчина одет в серую футболку и шорты.

Это Сол. Точно он.

Сол не один – с лодки на пристань спрыгивает другой мужчина, крепкого телосложения, с голым торсом. Он идет к парковке, залезает в пикап и разворачивается – прицепом к пристани.

– Ева? Ты слышишь? – спрашивает мама. – Детка, ты меня пугаешь.

– Мне пора, я потом перезвоню.

Как только лодку вытащили из воды, Сол поднимает очки на голову и жмет руку второму мужчине, затем с переносным морозильником направляется в сторону Евы. Он подходит к разделочной площадке, которая всего метрах в пяти от Евы. Из морозильника достает две рыбины с серебристой чешуей и кладет их на разделочный стол, вытаскивает из кармана нож и взрезает их бледные брюшки, пальцами вынимает внутренности. Разделывает еще три рыбины и пару кальмаров.

Ева привыкла к виду крови, но от того, с каким невозмутимым видом Сол потрошит рыбу, становится не по себе.

И в этот момент ее замечает Сол.

Она замирает от удивления. У него совсем другие глаза, темные и жгучие, а не светло-голубые, как у Джексона.

– Ты Сол? – сама того не осознавая, спрашивает Ева и делает шаг вперед. – Я Ева, жена Джексона.

Сол внимательно смотрит на нее, не отводя темных глаз; взгляд у него недобрый. Он возвращается к делу: достает еще одну рыбу, швыряет на стол, потрошит.

– Рыбачил тут? – задает Ева глупый вопрос.

– Ага.

– Много поймал?

– Нормально.

Под платьем стекают капли пота. Ева делает глубокий вдох.

– Я хотела поговорить.

– Да? О чем?

– О Джексоне.

Сол искоса поглядывает на нее, но молчит.

– Я долгий путь проделала.

Он со вздохом откладывает нож.

– Слушай, не хочу показаться грубым, но мы с Джексоном давно не общались.

– Знаю, – отвечает Ева, с трудом скрывая злость. – Я просто хотела познакомиться, ты ведь его брат. – Сол молча смотрит ей в глаза. – Я подумала, вдруг тебе захочется узнать, как он жил в Англии. Чем занимался все это время, пока вы не виделись.

– Значит, зря ты так подумала.

Ева изумленно качает головой. Солнце нещадно печет, все тело горит. Следует уйти, сесть в машину и включить на всю кондиционер, однако злость не дает сдержаться, и Ева говорит:

– Твой брат умер. Он не заслужил и пары слов от тебя?

Вот бы Солу самому увидеть весь этот ужас: стоя на ветру, вглядываться в даль, где спасательная шлюпка напрасно чертит круги на воде, а вертолет разрезает морозное небо.

Сол по-прежнему молчит, и глаза начинает жечь от слез. Нет, Ева не заплачет у него на виду: она разворачивается и уходит. Сердце бешено стучит, дыхание перехватывает. Взгляд понемногу затуманивается, а коленки подкашиваются.

Слышится голос, так похожий на Джексона, что хочется обернуться и увидеть, как он зовет ее с пляжа. Хотя голос звучит издалека, Ева пытается следовать за ним и вдруг ощущает легкость – но это не легкость движения. Она падает в обморок.

Сол сидит, упершись руками в колени. Пальцы в рыбьей крови, под ногтями чернила от кальмаров. В ожидании он притопывает ногой.

Среди стерильной чистоты и белизны медпункта Сол в рабочей одежде бросается в глаза. От него наверняка несет рыбой. Он снимает солнечные очки, футболкой протирает их от соли и кладет на колени, нервно разводит и сжимает руки.

На стене висит плакат о вреде алкоголизма: печень нарисована в виде тикающей бомбы. Сол ерзает на пластиковом сиденье, поглядывая на часы.

Ева двадцать пять минут как у врача, а он оставил рыбу в разделочной, прямо на солнце. Хотя чайки наверняка уже ее утащили. Еще немного осталось в морозильнике, но закрыл ли он крышку? Если нет, то улов скоро протухнет. Рыба пропадает зря. Этому чертову доктору лучше поторопиться.

Сол все еще злится – день пропал! – однако мыслями возвращается к Еве: к ее уверенности в разговоре с ним, к ее резкому британскому акценту, к ее яростному взгляду. Ева развернулась и ушла, широко размахивая руками, но вдруг пошатнулась и вскинула руку, будто пытаясь за что-то ухватиться.