Книга Стеклянный Джек, страница 103 – Адам Робертс

Побудительным импульсом к написанию этого романа послужило желание свести воедино некоторые клише фантастики «Золотого века» и детективов «Золотого века», уделяя большее внимание второму, нежели первому. Своим знакомством со вторым массивом литературы, а в особенности с творчеством авторов, чьё влияние на эту книгу представляется наиболее заметным (Марджери Аллингем, Найо Марш, Дороти Ли Сэйерс, Майкл Иннес), я обязан матери, Меррил Уинн Робертс, которая прочитала больше таких книг, чем я съел горячих обедов. Ей и посвящается этот роман, со всей моей любовью.

Когда в мир приходит новая жизнь, за нее надо платить жизнью. [69]

Киплинг

Попался я в Тюрягу —

Достал такой постой:

Почти полгода, ей-же-ей,

В поганой сфере без дверей,

И дни бредут унылой чередой.

Попался я в Тюрягу,

Как шершень под стекло;

Вот меха-вертухай снует

То вверх, то вниз, а то вразлет,

И копы кажут звездное хайло.

Попался я в Тюрягу,

Нас тут таких мильон;

К извечной смене ночи-дня

Бечевкой приковал меня

Старинный и незыблемый Закон.

Я оплачивал твой стиль жизни, знаю цену каждому кутежу…

Теперь твой отец умирает, так слушай, что я тебе скажу!

КОМА спасет меня, думаешь ты? Это доктор талдычит? Он врет.

Завтра я стану трупом, и вся их наука мне жизнь не вернет.

КриОперативная как-бишь-ее лишь острее точит стилет,

Но лучше сдохнуть в кровати, чем в заморозке гнить десять лет.

Безносой в черном плаще и шлем-черепе нечем меня пугать;

Смерть – часть мира живых, сынок, ее гравитации не избежать.

Жизнь запускает нас в дальний полет, но вечен параболы гнет.

Я счастлив был тем, что жил, и теперь я счастлив, что жизнь умрет.

Полвека по всей Системе: Меркурий, Марс, – но полет конечен:

На счету моем миллиарды – лицо прикрыть оказалось нечем.

Два кредита, по одному на глаз, – вот ныне моя отрада,

И еще этот чип в кулаке – тайная, сын, для тебя награда.

Да, это не сома и это не Ра, но, Хэйвел, прошу тебя что есть сил:

Выполни просьбу, уважь старика.

Знаю, ты жизнь Зип-толпе посвятил,

Жизнь свою на деньги мои – ты тратил их будто бы по праву,

А сам полкредита не раздобыл на еду, жилье, мозгоправа.

Жил беззаботно за счет отца, жадно глотал кредитов струю —

И я тебя ими не попрекну, если ты выполнишь просьбу мою.

Строя суда, верфи и фабры, свои орбитали в небе столбя,

Я сделал дважды миллиард – и себя, но, черт возьми, не тебя.

Пилот уже в двадцать пять, в тридцать женат – вот я был каков!

Десять тысяч работников! Сорок космических грузовиков!

Теперь я почетный сенатор с Белой Звездой на пиджаке,

С генералами от индустрии, с президентами на короткой ноге.

Полвека бесконечной борьбы, пятьдесят тяжелейших лет,

Инвестиции в нептунианскую тьму и венерианский свет.

Я не начинал иждивенцем. Нашел работу, пахал тяжело,

Трудился как вол, до седьмого пота; теперь говорят, мол, свезло.

На каких колымагах служил я, боже, – древних, дыра на дыре;

Вокруг пустота и стынь, а ты летишь, как в картонном ведре,

Перегруз-койки для великанов норовят тебе дать по мурлу,

В другие, для карликов, хоть не ложись – проснешься опять на полу.

Сутками – не часами, четыре «же». Топливо – или комки,

Еле горящие, или взрывчатка, растертая до муки.

Пища – свиньи не стали бы жрать, экипаж – оторви да брось,

И страховка груза такая, что пилоту жить не сдалось.

Сложи и помножь: твой отец отлетал световой без малого год.

Я звался Отладчик, Пожарник и Бесстрашный Как Черт Пилот.

Хватался за всякую работенку, был согласен на всякий куш —

И либо сразу спускал все в карты, либо тратил на чушь.

Пока я не встретил твою мать и не женился, я был баклан.

На десять лет старше, мудра, как ИскИн, она сказала: нам нужен план.

Я стал отцом в тридцать три, кружил по Системе, судьбу дразня,

И пока твоя мать экономила деньги, я мужал день ото дня.

Летал бы себе, но она мне сказала: ты давно уже не юнец.

Она шла на риск, и я верил ей и брел за ней, как слепец.

Твою мать тормозил Закон, Метки держали ее в узде:

Она попалась на контрабанде, налогах и всяческой ерунде.

Ей обнулили кредитный рейтинг и запретили космополет —

Всё из-за иглы, пробившей случайно какому-то дурню рот.

В общем, я занял ей денег, она помогала платить по счетам,

На паях мы купили кораблик, намалевали свой знак по бортам.

Поймай они нас, ей светила промывка, а мне Сатурн и тюрьма,

Но мы все равно летали вдвоем и работали задарма,

И на долгих унылых орбитах нас вместе держали не только гроши —

Твоя мать не любила твердь и жила в пустоте по зову души.

Починка с горючкой в кредит, но Господь милосерден, без дураков:

Я основал «Красный Бык» – ныне в нем тридцать восемь грузовиков.

В реестр внесли меня одного, но только я был не одинок:

Почти что всем заправляла Мэри – никто лучше бы и не смог.

О, то были дни скорых грузов, и повсюду торговля цвела;

Меркурий нас должен был обогатить, только там твоя мать умерла…

Мы были хозяева сами себе и назвали корабль в честь нее,

И она умерла на борту «Мэри Анны». Сердце, о, сердце мое!

В меркурианском гравиколодце полным-полно чугуна.

Старателю, коль он добудет металл, за старанье воздастся сполна.

А у нас – ни бывалых шахтеров, ни машин, ни долот буровых,

Только разум да ветхий кораблик с продовольствием на двоих.

Наш метод добычи был вне закона – и небезопасен: впотьмах

Подлететь, прицелиться, скинуть бомбу, устроить шарах-бабах.

Ядерный взрыв был чудовищной силы, цветок – пугающей красоты,

Чугунные слитки огромных размеров влетели в объятия пустоты

На эллиптические орбиты – лови сетями, хватай рукой;

Для нас, придумавших смелый план, поток их был золотой рекой.

Подладиться под их дельты скорости – это был непростой сюжет: