Онлайн книга «Стеклянный Джек»
|
Я вел корабль, а мама твоя метала в чугунные чушки дарт-джет. Ах, был бы с нами кто-нибудь третий – может, она бы и не умерла, Предупреди нас кто-то о залпе, который полиция с борта дала, Вынырнув из белой тени солнца, паля без сигнала и без суда, Вынудив нас затаить дыханье, – и мать затаила его навсегда; В корпусе дырка, вакуум тушит пожар, тлеет огонь едва, Я спешу залатать пробоину, Мэри мою ищу – но она мертва. Обгорела от бедер до пят – красавица даже после такого конца; Декомпрессия ей зачернила глаза, но огонь не коснулся лица. Мне не стыдно признаться: я рыдал, ощущая вечную пустоту, Но вот-вот заявились бы копы; я не мог оставить тело жены на борту. Смерть не спасала ее от закона, я бы и сам в тюрягу тогда загремел. Даже продав «Мэри Анну», я б оплатить тюремные пошлины не сумел. Обнял ее, отпустил и отправил вечно скитаться на эфирном ветру; Видел только ее лицо, но взял себя в руки и залатывать стал дыру, Потом пришли полицейские, а я скормил ИскИну свое вранье: Будто наткнулся я на чугун, пролетая мимо – мол, у меня чутье,— Стал помечать обломки, мало ли кто чего, врежутся да сгорят. Копы мне не поверили, только мне все их рожи были до фонаря. Отделался штрафом и улетел – один, без жены, горем вконец убит, Не ведая, где, на какой могильной орбите Мэри моя вечно парит. Я вернулся на Землю кутить, мне забыться помог сома-жук, Но во сне твоя мать сказала мне: этот жук тебе вовсе не друг. То ли сон, то ли галлюцинация, то ли дух – поди теперь знай… Велела: займись своим делом, а про остальных и не вспоминай, Деньги копи (сказала настойчиво), ну а кайф пусть ловит глупец: У тебя есть сын – то есть ты, Хэв, – и этому сыну нужен отец. На Луне я встретил Мак-Каллоу в лавке там, где Коперников вал, Мы с ним решили в точке Лагранжа открыть ремонтный причал — Задешево для небогатых. И, представь, не попали впросак. Крепкий барыш мне зашибал новый лазерный корпус-резак! «Строить дешевле», – я говорил, но партнер мой только ломался, Грезя о звездах. Потратив без толку год, мы полетели к Марсу, Ближе к поясу астероидов, дальше от Солнца – для причала Самое место там, где бы нас земная полиция не достала. Близилась эра Торговых домов, в то время все мы были равны, Строили корабли, как дома, чинили космические двигуны. Не то чтобы все были бандюками, хотя кое-кто закон преступал, А я ремонтировал, я торговал – и я иногда про тебя забывал. Платил гувернерам и виртуалам, общался лично иль через экран, Но только отец, не любящий сына, – не отец, а просто болван. Я говорил то, что должен был, смотрел тебе прямо в глаза, Но видел лишь деньги, и космос, и корабли – и ты это знал. Мак-Каллоу мечтал о межзвездных полетах, о великих рывках, Он тратил барыш на космоходы, в которых можно лететь века, И строил громоздкие двигуны, чтоб добиться хоть полсветовой. Мак-Каллоу убит в девяностых, а ночью и я отойду на покой… Я знал, конечно, я знал, что Дома начнут воевать меж собой: Когда латаешь прорехи, видишь, что где-то недавно был бой. Пластметалл, боевые штучки… Платили нам щедро – нет слов. Мы пришли к межпланетной коммерции и «ремонту за девять часов». Мак-Каллоу вел оружейный бизнес, тут он был и мастак, и спец, Ему всегда удавался дизайн – но лучше всего ему удался конец! Я глядел в его личные записи – почерк был ясней, чем печать,— И понимал, что смогу завершить то, что он исхитрился начать. Его дети злились – так что с того? Уравнения – ценный товар. «Тахионная тяга» дала мне в шестьдесят процентов навар. Шестьдесят, считая провалы, – сам бы столько я сделать не смог. Четверть от миллиарда кредитов я тебе заработал, сынок! Стало ясно: война на пороге, но только недолгой будет она, И поддержка Дома Улановых после окупит себя сполна… Мир стал жестче, Закон – суровее, чем когда был Солнечный Пакт, Я начал с нуля, потому что имел то, чего раньше не было, – факт. И хоть ты не ценишь этого, Хэйвел, важней не иметь – получать, И это, сынок, не в поло играть и на гидравлической кляче скакать. Тебе уж седьмой десяток пойдет, но ты мне словно и не родня, Я купил тебе лучшее образование, что же сделал ты для меня? Женился на этой оглобле – тверда, как кость, и столь же бела,— Она забила твой мозг искусством, да только ребенка не родила. Гнушаешься всем, что я ценю, берешь, но не даешь взамен, А тем, что мне видится гнилью, живешь исправно и без перемен. Или тратишь жизнь в виртуалье, или глушишь сознанье сомой; Восемь домов в четырех мирах, но ни в одном из них ты не дома. У меня было полмиллиарда, но я богачом ходить не привык, Вспомнил наш логотип – и создал космоходство «Красный Бык». Для меня деньги были как антиграв, топливо для корабельных дюз, Ты же швыряешься ими так, будто они – непосильный груз. Слабак, бездельник, брехун и дрянь, точно кабыздох на борту, Ползущий к объедкам слепой щенок, забывший великую пустоту. Мне тошно от всей этой гадости. Я хочу наконец вернуться домой. Хэв, ты мой сын – или сын Мэри; ты всяко фамилии с нами одной. Я хочу упокоиться рядышком с твоей матерью в хладной тьме — И ты нарушишь Закон ради денег и всего, чем обязан мне. Я тебе завещал миллион в год – один миллион, вот и вся недолга. Ни тебе, ни жене миллиона не хватит – я знаю, эта любовь дорога. Ты в курсе, что есть миллиард у меня, а то и, поверь, без малого два, И, если ты хочешь их получить, придется тебе попотеть сперва: Орбиту Венеры Lex Ulanova пересекать запретил навсегда, Но за этой орбитой парит моя женщина: ты доставишь меня туда. Я заправил тебе «Мэри Анну» – на всех парах за Венеру дуй И позволь нам с женой парить во тьме, пока нас не сведет поцелуй. Никто мне не скажет, где тело Мэри, на каких орбитах блажных, Но Судьба нас соединит – пусть даже мертвых, холодных, слепых. Траектории в космосе непредсказуемы – мне ли, пилоту, того не знать! — Но у нас будет вечность, чтобы доплыть, докружиться и доблуждать. Улановы берегут монополию – удачи им в нелегком бою,— |