Книга Любимые дети, или Моя чужая семья, страница 45 – Диана Чемберлен

– Привет. Я как раз собирался тебе позвонить.

27. Мэгги

– То, что причиняет вам больше боли, чем ваша вина, – это стыд.

Я ненавидела признавать это, но Джейкс прав.

Это был мой третий сеанс с ним, но я не понимала, чем он мне помогает и может помочь.

Однако время от времени он забивал в голову очередной гвоздь. Чувство вины – это звучит благородно. Вроде как я глубоко раскаиваюсь или что-то в этом роде. На самом деле так и было. Но ощущать стыд почему-то казалось грязным. И он был прав. Именно такой я себя и представляла. Грязной и грешной.

И что из этого? Вместо вины я испытывала стыд. Какая разница?

– Вы словно считаете, что заслужили плевок в лицо.

Я кивнула. Прошло пять часов с тех пор, как на меня в библиотеке напала женщина, но я все еще ощущала на лице ее плевок.

– И считаете, что недостойны иметь подругу.

– Верно.

Я рассказала ему о Джен. О том, какой милой она была и что я сегодня еду к ней на обед.

– Она, очевидно, так не считает, – заметил он.

– Это так.

Я прислонилась головой к спинке большого кожаного кресла.

– По-моему, до нее так по-настоящему и не дошло, что именно я сделала.

Он ждал продолжения. Я терпеть не могла, когда он был таким спокойным и молчаливым и все бремя лежало на мне. Бремя, требовавшее, чтобы я заполнила паузу. Я уставилась в потолок, на котором были встроенные светильники, размещенные в непонятном мне порядке. Никакой симметрии.

Один перегорел. Я смотрела на круглую коричневатую лампочку, и почему-то хотелось плакать.

– Что мучает вас в эту минуту? – спросил доктор Джейкс.

Откуда он узнал? Я не плакала. Только хотелось плакать. Иногда он умел разгадать, что у меня на душе. И точно знал, когда я готова сломаться.

– Не знаю, как пройти через все это. Все это дерьмовое… испытание.

Он заерзал на кресле, как всегда, когда собирался сказать что-то, по его мнению, важное. Я перевела глаза с потолка на него.

– Давайте еще раз сформулируем, что вам приходится переживать, Мэгги, – сказал он. – Я бы хотел определить это как скорбь.

– По погибшим людям?

– Нет. По себе. По жизни, которая у вас была раньше. До пожара. До Бена.

Глаза горели. Я часто моргала. Все равно сдержу слезы, даже если это последнее, что я сделаю!

– Но легко и быстро избавиться от скорби нельзя, – продолжал он. – Требуется время, чтобы пройти через нее.

– Я никогда ее не одолею.

– Я не говорил «одолеть». Я сказал «пройти». Это ключевое слово. Нельзя ее перепрыгнуть.

– В смысле, вытерпеть?

– Вытерпеть – это очень негативное слово. Из скорби можно что-то вынести.

– О, конечно.

– Поверьте, это так. Но нужно позволить себе почувствовать ее. Даже поприветствовать ее.

Я закатила глаза.

– Нужно учиться на ней.

Я глянула на часы. До конца осталось двадцать минут.

Он улыбнулся.

– О чем вы сейчас думаете?

– Вам вряд ли захочется узнать.

Он рассмеялся так, что брюхо заколыхалось.

– Продолжите работать в библиотеке?

– Ни за что.

– Но что вы будете делать с вашими общественными работами, если уйдете?

– Вы говорите так, словно я должна там остаться.

Ноги моей не будет в библиотеке.

– Я не буду вам советовать. Это ваше решение.

– Моя мать пытается найти мне что-то другое.

– Ваша мать не совершала преступления.

Меня захлестнула ненависть.

– Чего вы хотите от меня?

– Вы сердитесь.

Я отвела глаза.

– Я ничего от вас не хочу. Но многого хочу ДЛЯ вас. И в частности, чтобы вы научились отвечать за себя и за свой приговор.

– Я только что провела год в тюрьме! Никто не сделал это за меня!

– Как вы сами сказали, это первая часть. Ваша мать не ответственна за вторую часть. И никто не ответственен. Кроме вас.

Коттедж, в котором остановилась Джен, был совсем не похож на то, что я ожидала. Он находился на самой южной оконечности острова, прямо у океана, около Сиринити-Пойнт. Так что у Джен, возможно, было мало денег, но у ее друзей имелась весьма недешевая собственность. Я была рада, что Джен живет в таком шикарном месте, пока занимается выбором колледжа.

– Заходи, – пригласила она, открывая дверь. Она выглядела как ведущая кулинарного шоу, домашняя богиня в фартуке в красную полоску. Волосы были забраны назад, в руке – дырчатая ложка.

– Здесь изумительно пахнет, – пробормотала я. Мы стояли в гостиной, но отсюда была видна кухня. – Что ты готовишь?

– Курицу по-охотничьи. Надеюсь, ты это ешь? Я не спросила, может, ты вегетарианка?

– Звучит идеально.

После всего того дерьма, что я ела в тюрьме, разборчивости в еде как не бывало. Я не совсем понимала, что это за блюдо, но, судя по запахам, была уверена, что мне понравится.

– Я так рада, что кто-то зашел! – воскликнула Джен и повела меня на кухню. – Топсейл – прекрасное место, но я здесь совершенно одна.

Я с завистью смотрела на море. Да, моя семья жила на берегу залива. Но я всегда мечтала, чтобы из окон Си-Тендер был виден океан. Со времени своего возвращения домой я только однажды проезжала тот отрезок берега и сомневалась, что попаду туда еще раз. Все коттеджи исчезли, и только какие-то сваи иногда высовывались из песка. Но в животе все переворачивалось только при взгляде на них. Мои чувства к Си-Тендер были такими смешанными. Воспоминания о па были прекрасны, но в памяти тут же всплывали тошнотворные сцены моих тайных встреч с Беном. И последние ужасные часы с Энди, когда я едва не погубила нас обоих.

На стойке стояла открытая бутылка белого вина. Джен налила стакан себе и принялась наливать второй.

– Мне не нужно, спасибо.

Она вскинула брови:

– Потому что тебе нет двадцати одного года?

– Просто не нравится вкус, – солгала я, не желая приводить истинные причины нежелания пить. Сидя в тюрьме, я поклялась не курить травку, не пить, и не только потому, что алкоголизм был проклятием обеих линий моей семьи. Я не хотела делать что-то такое, что могло затуманить разум, впадать в то состояние, в котором не могла полностью доверять себе. Я уже наделала столько всего, что хватит на всю жизнь.

– Не возражаешь, если я выпью? – спросила Джен, поднося стакан к губам.