
Онлайн книга «Приваловские миллионы. Золото»
– Ну, а еще-то што? – Да все тут… А ежели относительно сестрицы Федосьи Родионовны, то могу тоже соответствовать вполне. – Ну, это не твоего ума дело! Убирайся… – Только и всего? – Достаточно по твоему великому уму… И Шишка дурак, что с таким худым решетом, как ты, связывается!.. – Ну и дал Бог родню! – ругался Мыльников, хлопая дверью. Выгнав из избы дорогого зятя, старик долго ходил из угла в угол, а потом велел позвать Якова. Тот сидел в задней избе рядом с Наташей, которая держала отца за руку. – Ты это што за модель выдумал… а?! – грозно встретил Родион Потапыч непокорное детище. – Кто в дому хозяин?.. Какие ты слова сейчас выражал отцу? С кем связался-то?.. Ну, чего березовым пнем уставился? – Из твоей воли, тятенька, я не выхожу, – упрямо заявил Яша, сторонясь, когда отец подходил слишком близко. – А желаю выдел получить… – Какой тебе выдел, полоумная башка?.. Выгоню на улицу, в чем мать родила, вот и выдел тебе. По миру пойдешь с ребятами… – А уж што Бог даст… Получше нас с тобой, может, с сумой в другой раз ходят. А што касаемо выдела, так уж как волостные старички рассудят, так тому и быть. Родион Потапыч с ужасом посмотрел на строптивца, хотел что-то сказать, но только махнул рукой и бессильно опустился на диван. – Пора мне и свой угол завести, – продолжал Яша. – Вот по весне выйдет на волю Кедровская дача, так надо не упустить случая… Все кинутся туда, ну и мы сговорились. – Што-о?.. – Сговорились, говорю. Своя у нас канпания: значит, зять Тарас Матвеич, я, Кишкин… – Вот так конпания! – охнул Родион Потапыч. – Всех вас, дураков, на одно лыко связать да в воду… Ха-ха!.. Старик редко даже улыбался, а как он хохочет – Яша слышал в первый раз. Ему вдруг сделалось так страшно, так страшно, как еще никогда не было, а ноги сами подкашивались. Родион Потапыч смотрел на него и продолжал хохотать. Спрятавшаяся за печь Устинья Марковна торопливо крестилась: трехнулся старик… – Так конпания? А? – спрашивал Родион Потапыч, делая передышку. – Кедровская дача на волю выйдет? Богачами захотели сделаться… а?.. – Уж это кому какие Бог счастки пошлет… – Хорошо, я тебе покажу Кедровскую дачу. Ступай, оболокайся… Когда Яша с привычной покорностью вышел, из-за печи показалось испуганное лицо Устиньи Марковны. – Как же насчет Фени-то?.. – шептала она побелевшими от страха губами. – Слезьми, слышь, изошла… Старик посмотрел на жену, повернулся к образу и, подняв руку, проговорил: – Будь она от меня проклята… Устинья Марковна так и замерла на месте. Она всего ожидала от рассерженного мужа, но только не проклятия. В первую минуту она даже не сообразила, что случилось, а когда Родион Потапыч надел шубу и пошел из избы, бросилась за ним. – Родион Потапыч, опомнись!.. Родной… Но он уже спускался по лесенке, а за ним покорно шел Яша. VI Родион Потапыч вышел на улицу и повернул вправо, к церкви. Яша покорно следовал за ним на приличном расстоянии. От церкви старик спустился под горку на плотину, под которой горбился деревянный корпус толчеи и промывальни. Сейчас за плотиной направо стоял ярко освещенный господский дом, к которому Родион Потапыч и повернул. Было уже поздно, часов девять вечера, но дело было неотложное, и старик смело вошел в настежь открытые ворота на широкий господский двор. – Степан Романыч дома? – сурово спросил он стоявшего на крыльце лакея Ганьку. – У них гости… – с лакейской дерзостью ответил Ганька и даже заслонил дверь своей лакейской особой. – К нам нельзя-с… – Дурак! – обругал старик, отталкивая Ганьку. – А ты, Яшка, подождешь меня здесь… Господский дом на Низах был построен еще в казенное время, по общему типу построек времен Аракчеева: с фронтоном, белыми колоннами, мезонином, галереей и подъездом во дворе. Кругом шли пристройки: кухня, людская, кучерская и т. д. Построек было много, а еще больше неудобств, хотя главный управляющий Балчуговских золотых промыслов Станислав Раймундович Карачунский и жил старым холостяком. Рабочие перекрестили его в Степана Романыча. Он служил на промыслах уже лет двенадцать и давно был своим человеком. В большой передней всех гостей встречали охотничьи собаки, и Родион Потапыч каждый раз морщился, потому что питал какое-то органическое отвращение к псу вообще. На его счастье вышла смазливая горничная в кокетливом белом переднике и отогнала обнюхивавших гостя собак. – У них гости… – шепотом заявила она, как и Ганька. – Анжинер Оников да лесничий Штамм… Доносившийся из кабинета молодой хохот не говорил о серьезных занятиях, и Зыков велел доложить о себе. – Сурьезное дело есть… Так и скажи, – наказывал он с обычной внушительностью. – Не задержу… Горничная посмотрела на позднего гостя еще раз и, приподняв плечи, вошла в кабинет. Скоро послышались легкие и быстрые шаги самого хозяина. Это был высокий, бодрый и очень красивый старик, ходивший танцующим шагом, как ходят щеголи-поляки. Волнистые волосы снежной белизны были откинуты назад, а великолепная седая борода, закрывавшая всю грудь, эффектно выделялась на черном бархатном жакете. Карачунский был отчаянный франт, настоящий идол замужних женщин и необыкновенно веселый человек. Он всегда улыбался, всегда шутил и шутя прожил всю жизнь. Таких счастливцев остается немного. – Ну что, дедушка? – весело проговорил Карачунский, хлопая Зыкова по плечу. – Шахту, видно, опустил?.. – С нами крестная сила! – охнул Родион Потапыч и даже перекрестился. – Уж только и скажешь словечко, Степан Романыч… – Что же, этого нужно ждать: на Спасо-Колчеданской шахте красик пошел, значит, и вода близко… Помнишь, как Шишкаревскую шахту опустили? Ну и с этой то же будет… – Может, и будет, да говорить-то об этом не след, Степан Романыч, – нравоучительно заметил старик. – Не таковское это дело… – А что? – Да так… Не любит она, шахта, когда здря про нее начнут говорить. Уж я замечал… Вот когда приезжают посмотреть работы да особливо который гость похвалит – нет того хуже. – Сглазить шахту можно?.. – засмеялся Карачунский. – Ну, бог с ней… Зыков переминался с ноги на ногу, косясь на стоявшую в зале горничную. Карачунский сделал ей знак уйти. – Что, разве чай будем пить, дедушка? – весело проговорил он. – Что мы будем в передней-то стоять… Проходи. – Ох, не до чаю мне, Степан Романыч… Оглядевшись еще раз, старик проговорил упавшим голосом, в котором слышались слезы: – К твоей милости пришел, Степан Романыч… Не откажи, будь отцом родным! На тебя вся надежа… |