Онлайн книга «Большая книга ужасов – 65»
|
В деревне темнота была уже не такая кромешная. От крайних домов за углом начиналась асфальтовая дорога с фонарями, слабый отсвет долетал сюда. Я видела шульпяковское лицо. Глаза распахнуты. Кажется, они у него серые. – Я сейчас, – произнес он. Тряхнул самокатом и отправился к моему дому. Ему навстречу из-под забора вынырнула фигура. Жуки – их там три брата, друг за друга горой. Что-то Шульпяков им сказал. Негромкое. Отдал самокат и пошел дальше. Обогнул палисадник. От лавочки поднялся второй. Теперь они все трое стояли около нашей двери. Дом был темен. Ни одного окна не горело. Где же бабушка? Вдруг крикнули: – Стой! Ответа не было. Грохнул самокат. Мне ничего не было видно. Лишний шаг мог меня обнаружить, поэтому я жалась к крапиве. Сегодня она меня уже спасла. Заворчал Шарик. Бряцнул цепью. Я представила, как он рванул, увидев чужого, как когти царапают землю от нетерпения, как он встал на дыбы, как взмахивает передними лапами. Лай тяжелый, хриплый. – Шульпяк! – позвал один из Жуков. – Ну его! Шарик подавился лаем, застонал, загремела цепь. – Шульпяк! Ты чего? Шарик заворчал, закряхтел. Двое рванули прочь. За ними огромными скачками мчался наш ризен. Крики потонули в темноте. Со всех сторон стали отзываться голоса. Я побежала к крыльцу. Успела заметить прислонившегося к стене Шульпякова. Он стоял, сжавшись, словно Шарик выгрыз ему внутренности. Пока я на него смотрела, успела наступить на что-то странно знакомое, что мягко подалось под ногой. Свистнул воздух. Я обнялась с черенком грабель и рухнула под лавочку. Шульпяков тихо засмеялся. Топот накатил. – Тут она! Вдруг стало светло. Так светло, как будто я умерла и уже перенеслась в рай, где вечный день, цветут яблони и порхают птички. Птица и правда пропела. Оглушительно, надрывно. Я сдвинулась, чтобы фары так не били в глаза, и разглядела нашу машину. Сигналил клаксон. Как птичка. Мама приехала. – Маша! Ты ужасно выглядишь, – было первое, что сказала моя мама. – Мальчики, что вы здесь забыли? – спросила она подбежавших. И все с криками бросились прочь. А я снова обняла грабли и заплакала. Лоб жутко заболел. Сквозь крики прорвался собачий лай. – Шамшут, – тихо произнесла мама. – Ко мне. Взвизгнув, Шарик бросился к маме. Но тут же отпрянул и для порядка гавкнул на Шульпякова. – Ко мне, – повторила мама. Шульпяков выпрямился. Все-таки зверюга успела его исцарапать. Кровь текла по руке, на голом плече виднелись царапины. – Шульпяк! – ахнули в темноте. – Что происходит? Мама с удивлением смотрела на меня. Я сейчас тоже была не красавица. Руки страшенные, про лицо молчу. Я попыталась плотнее запахнуться, под рукой почувствовала незнакомую ткань. А потом прилетел камень, ударил о лавочку. Ком грязи впечатался в капот машины. – У вас что, война? Поднялся крик и вой. Шарик вырвался из маминых рук и нырнул во тьму. Оттуда завопили, поплыл девчачий визг. Шульпяков исчез. Фары выключились. И я наконец-то поднялась по ступенькам. – Зина! Закрой дверь, – раздался голос бабушки. Она сидела на террасе, на лавке. В темноте. Я не стала тянуться к выключателю. И так все было понятно. Взрослые сразу ушли в комнату, а я осталась в кухне. Болели руки, болело лицо, но внутри было странно пусто и легко. Словно я уже умерла и могу свободно летать. Шарика не стали сажать на цепь. Оставили около крыльца, и теперь он никого не подпускал к террасе. Камни стучали о забор – перебросить их через палисадник ни у кого не получалось. Иногда орала сигнализация. Тогда исчезали другие звуки. И это было хорошо. Заплакал Шарик, ему, бедному, досталось. Я вытащила из кармана крестик и повесила на шею. Пускай будет. Пользы никакой, но и вреда тоже. Руки дрожали. Все хотелось их чем-нибудь занять. Выпила чашку молока. Мало. Пока наливала из банки, пролила. Белая лужица растеклась по клеенке, прикрыла бок гигантской клубничины. Секунду лужица оставалась в состоянии покоя, а потом вдруг из нее выросло щупальце. Оно повело вверх белесую линию. Стали вырисовываться печатные буквы. «Н»… «Е»… Не.. «Б», «О»… Я опрокинула чашку, замазывая слово. В последний момент там появилась буква «Й». Ах ты Юлечка, Юлечка! Советуешь не бояться. А чего мне тут бояться? Тебя, что ли, мертвую? Мне живых бояться надо. – Собирайся! Мама ворвалась на кухню. За ее спиной как два крыла взлетели занавески. – Отец приедет завтра утром, разберется, что здесь и почему. Что ты застыла? Вставай! Голову словно обдало ледяной водой. Я все поняла. Вот уже несколько дней Юлечка пытается меня оставить в деревне. Прошлой ночью должно было завалить меня, а не Вичку. Но я успела увернуться. Если бы не успела, то несколько дней в постели мне было бы обеспечено. Если бы меня поймали Жуки и побили, я бы тоже оказалась в постели. Если бы на меня днем упал дом, то ни на какие Соловки я бы не поехала. Любовь – она тоже держит. Поэтому несчастный Шульпяков полез целоваться. Поэтому согласился спустить Шарика. – Она нас не выпустит, – прошептала я, кладя пятерню в молочную лужу. – Нам нельзя ехать. В молоке ранки на руке перестали пульсировать. Я зачерпнула из лужицы и провела мокрой ладонью по лицу. Как же хорошо. – Прекрати истерить! Мама не орет. Она говорит тихо. Голос звенит напряжением. – Пойдем! – Нет! – отстранилась я. Хотелось быть убедительной, сильной. Но я устала. – Она убьет тебя! Проколет колесо у машины, устроит аварию! Я не знаю, что еще. Она уже пыталась убить Вичку, она заболела бабу Шуру. У нашей бабушки тоже из-за нее радикулит. Я пыталась объяснить, но слова выходили все не те. Я видела по маме. Она испугалась. За меня, что ли? – Мамочка, дорогая! – схватила я маму за руки. – Я тебя очень люблю! Только не надо никуда ехать! Надо остаться! Надо здесь от нее избавиться. Она нам не даст уехать! Она что-нибудь сотворит! Мама перехватила мою руку и потащила меня на выход. – Вещи отец заберет! – крикнула мама. Я поняла, что сейчас случится страшное. Что мама запихнет меня в машину и поедет. И что сумасшедшая Юлечка ее убьет. Убьет из-за меня. – Нет! – завопила я, падая на пол. – Нельзя! Мамочка! Нельзя! Мы не поедем! Она не выпустит! Она убьет! Нет! Я орала и билась. На террасе я освободилась и прыгнула к чулану. Дверь, хилый замок. От одного удара он потерял все гвозди. |