Онлайн книга «Бразилья»
Это просто шоу. Любая другая теория – безумие». Марселина взяла первую попавшуюся книгу с полки, открыла на сто тринадцатой странице и напечатала сто тринадцатое слово в пустом поле. Завет. Хорошее слово. На него редко когда наткнешься на Четвертом канале. Воскресный мальчик Лампиан слал кому-то смс, мелькающие пальцы превратились в размытое пятно. – Можешь оказать мне услугу? Он надул губы, разозлившись, что его прервали: – Ну…, я не знаю, то есть… у меня не будет из-за этого неприятностей? – У меня много знакомых продюсеров. Он закатил глаза: – Тогда говорите, что надо. – Ты дежурил вчера вечером? Парень покачал головой. – Мне нужно взглянуть на съемку с камер. – Что? – Ну, с камер слежения. – Она махнула в их сторону так, как стюардесса показывает аварийные выходы. – Все записывается на жесткий диск объемом в сто гигов. У тебя там. Охранник в легкой панике заглянул под стул. – Загрузить легко. – Никто другой по эту сторону стола заходить не должен. – Это для шоу. – Тогда нужна бумажка. – Я получу ее в понедельник. – Хорошо. Я вам запишу. – Было бы проще… Он уже склонился к внешнему жесткому диску «ЛаСье». – Сколько по времени вам нужно? – Пара часов. Скажем, с десяти тридцати до двенадцати тридцати. – Запишу на DVD. «Я бы лучше все загрузила себе на КПК», – хотела сказать Марселина, но кивнула в знак согласия. Нельзя недооценивать склонность бразильцев к бюрократии. Она смотрела на дождь и фуникулеры, исчезающие в облаках вокруг Сахарной Головы [180] . Вертолет жужжал над Дойс-Ирман. Но даже зимний дождь не мог затушить угли недавних беспорядков. «Густая жаркая магма течет под нашими красивыми улицами и проспектами, мы ходим, бегаем, выгуливаем наших собачек по корке, затвердевшей на магме, прихорашиваемся с важным видом, словно мы в Нью-Йорке, Париже или Лондоне, пока скрытый порядок не нарушается, и женщина, которая убирает твой дом, готовит тебе еду и заботится о твоем ребенке, мужчина, который везет тебя в такси, доставляет тебе цветы, чинит твой компьютер, не становятся внезапно твоими врагами, и тогда огонь бежит прямо к морю». Тут она подумала: «А что, если вертолет врежется в фуникулер? Вот настоящий кадр для Си-эн-эн». – Вот, пожалуйста. А что за шоу? – Я не могу сказать, но мы все в нем снимаемся. Облака цеплялись за Дойс-Ирман и длинную гряду Тижуки, превращая Леблон в чашу из башен, предложенную морю. Дерзкие парни в ярком, словно оперение туканов, неопрене бравировали на серых приливных волнах. Пока Марселина бежала от такси до лифта, она промокла и начала дрожать. Сегодня не было слышно бурлящих глиссандо Королевы Бейжа-Флор. Влага вредна для электроники. Водитель такси купил цветы и на удивление хорошую бутылку французского вина. Большинство водителей, обслуживавших Четвертый канал, были куда лучшими помощниками продюсера, чем настоящие ассистенты, грезившие работой на телевидении. С бутылкой в одной руке и цветами – а также подписанной открыткой – в другой Марселина ехала в зеркальной кабине, и с нее капало на пол из искусственного мрамора. Она нажала кнопку звонка. После звонка шла фермата [181] – это противоположность эху, молчание, скорее осязаемое, чем слышимое, когда разговоры внезапно прекращаются. Благодаря Четвертому каналу Марселина знала о тонкостях этого беззвучного щелчка. Дверь открыла мать. – Ой, ты решила все-таки прийти. – Она отпрянула, когда Марселина потянулась поцеловать ее. Они сидели аккуратными рядами на всех доступных местах в тесной гостиной: Глория и Ирасема на диване, между ними малыши, дети постарше у их ног, все липкие от сладостей на журнальном столике, муж № 1 примостился на подлокотнике кресла, а муж № 2 устроился на пластиковом стуле, который притащили с балкона и втиснули между торшером и органом. Рядом с креслом матери на маленьком столике стоял высокий стакан с водкой. Пузырьки поднимались между кубиками льда, а из стакана торчала палочка для перемешивания коктейлей, украшенная фигуркой тукана. В маленькой квартирке сильный сильный запах тушеного мяса и бобов с умеренной кислинкой зеленых овощей и свежей ноткой долек апельсина. Фейжоада всегда была для Марселины праздником. Окна запотели. – Что это, жюри присяжных? – пошутила Хоффман, но вино казалось маской Рональда Макдональда на похоронах, а цветы – самой смертью. – Ну у тебя и самообладание, хочу сказать, – подала голос Глория. Марселина слышала, как мать закрыла за ней дверь. Фейжоада пахла удушливо и тошнотворно. Ирасема пододвинула открытку через стол. Близнецы в меховых костюмах ангелочков поднимаются на небо среди порхающих колибри и маленьких пушистых облачков: ПОЗДРАВЛЯЮ – это двойня! Марселина открыла открытку: «…надеюсь, у тебя случится выкидыш, а если нет, то пусть они родятся с синдромом Дауна…» Она резко ее захлопнула. Комната закружилась вокруг нее. Родственники висели где-то далеко, на космологических расстояниях, но находились так близко, что она ощущала налет на их зубах. – Вы должны знать: я этого не писала. – А почерк твой, – Глория открыла судебное разбирательство. – Похоже, но… – Кто еще знал, что Ирасема ждет близнецов? Муж Глории, Паулу, поднялся с насеста: – Пойдемте, детки, посмотрим, как там у нас еда готовится. – Я этого не писала, зачем мне такое писать? Глория перевернула открытку. – Напиши это снова на оборотной стороне. «…загордилась своими идеальными детьми и идеальным мужем, и даже подумать не можешь, что он встречается с другими женщинами. Иначе зачем, как ты думаешь, он четыре вечера в неделю пропадает в спортзале…» Каждый росчерк. Каждый завиток. Каждая черточка. – Я этого не писала! – Не повышай голос! – цыкнула мать. – Ты уже достаточно натворила, и детям необязательно это слышать! – Зачем мне посылать такое? Единственный вопрос, который Марселина могла задать, но еще до того, как прозвучали слова, она поняла, насколько роковую ошибку допустила. – Да потому что ты завидуешь. Завидуешь, потому что у нас есть то, чего у тебя нет, – Глория посмотрела на нее холодно, глаза в глаза, сестра на сестру. |