Онлайн книга «Полудемон. Счастье короля»
— Если что — я тебя даже развоплощать не буду. Учти, крысам все равно, кого жрать. Ак — Квира явственно передергивает. — Я все понял… некромант. Зеваю и отправляюсь спать. Завтра, все завтра, все потом. Есть и спать. Трактирщик без торга вручает мне ключи от комнаты, золотая монета — отличная штука. Мясо и вино приносят в комнату, я привычно проверяю их на яды и снотворное, но все чисто. Съедаю все, проводу охранную черту по подоконникам и порогам — и вытягиваюсь на чистых простынях. Я вымотан настолько, что засыпаю сразу же, без мыслей и сновидений. Хорошоооо…. * * * Служитель Аламон тоже не спит, правда, по иной причине. Он не молится, он не едет верхом на демоне и даже не гуляет по ночным улицам. Он ублажает свое чрево. Ну, есть у мужчины такая слабость. К перепелам в винном соусе, к нежнейшим трюфельным коврижкам, к шоколадным сливкам… да много к чему. Дорогому, вкусному, недоступному обычным людям. Да и ему‑то… Пост, конечно, соблюдать надо, но ведь это как? Светлому радости более о едином грешнике покаявшемся, чем о десяти праведниках имеющихся. Так вот он сейчас куропаточку‑то уговорит, вином запьет — купец Рифрам прислал, десятилетнее лорийское, отменнейшего года, даже паутина на бутылке цела, потом, значит, пироженку съест…. И — покается! Сразу же покается! А то как же? И Светлому радость — и ему приятно. А раскаиваться он до утра будет… все ж таки тяжко это перед сном‑то употреблять. А хочется… Служитель достает белейшую салфетку, подтыкает под воротник, чинно берет вилочку и нож, усаживается поудобнее, чтобы вкушать, не отрываясь на мелочи, поднимает серебряную крышку… — Сгинь!!! Нечистая!!! На блюде нагло расселась небольшая серая крыса. Жирная такая, самодовольная, прямо на куропатках в нежнейшем соусе с паштетом а — ратель… Брошенная вилка результатов не дает. Служителю даже кажется, что зверюшка ухмыляется, скалится злорадно и как‑то очень по — человечески… А больше ему ничего и показаться не успело. Это для человека закрытая дверь — препятствие. Крыс оно и на минуту не задержало. Они выползают из всех углов, бросаются на служителя, лезут по нему, впиваются… и не вспоминает светлейший Аламон в этот миг ни о магии, ни о вере… Куда там! Он просто кричит. Сначала. Пока острые крысиные зубки не впиваются в язык, а одна из крысиных теней не сгущается, став странно похожей на громадную крысу в короне. Крысиный король собирает свою добычу. И каждая жертва делает его сильнее. Он напитался нищими, сожрал тела — и только тогда сунулся в Храм. И то… Храм — иному Храму и рознь. Там, где молятся с верой, а молитвы принимают с почтением, там и его сила невелика. А коли служитель плох, так и Храм нехорош. И падет он легко и весело. Что и произошло. Никто в столичном Храме не уцелел в эту ночь. Ни один человек из тех, кто носил храмовную рясу. Крысы были безжалостны и неумолимы. Они торопились собрать жатву для своего короля. Кто‑то, конечно, погибал, но серые зверьки этого даже не замечали. Они служили. В этом было их счастье, в этом была их жизнь. Жизнь и сила Крысиного Короля. * * * Иннис месила тесто, когда истерически звякнул колокольчик на калитке. Звякнул — и упал, оборвавшись. Неподходящее занятие для графини? А знаете, как успокаивает? А надо… Вот что делать, если высокородная графиня проревела чуть ли не до утра и сейчас щеголяет экзотической красноглазостью и красноносостью? Плохо ей без Алекса, тоскливо, больно и тошно. Понятно, что он должен был уходить, он же демон, но… Ну почему он ушел!? Разве ему было здесь плохо?! С ней?! А храмовники… да гори они ясным пламенем! Иннис вспомнила, как Алекс злился после беседы с Доверенным. Ну да, пока не рядом с ними — их ничего и не взволнует! Лишь бы деньги с верующих состричь! Да даже если бы Алексу нужно было для поддержания формы каждый месяц жрать по одному храмовнику — Иннис бы и слова не сказала! Лишь бы оставался рядом! Лишь бы смотрел своими ясными глазами… Лишь бы… Ну, вот как ее угораздило влюбиться в демона!? И ведь болит… Иннис отчетливо сознает, что болеть будет и дальше. Да, практичной частью сознания, она понимает и принимает слова тетушки Меди. Рано или поздно боль утихнет, она встретит другого мужчину, выйдет замуж, а уж когда дети пойдут… Рано или поздно, так или иначе… БОЛЬНО!!! — Иннис!!! Мама!!!! В кухню влетела Тиррима, но в каком виде?! Иннис даже забывает о своих переживаниях. Девчонка стала седой, как смерть, глаза казалось, сейчас выпадут из орбит, руки дрожат, лицо в красных пятнах… — Мама!!! — Доченька!!! Тетушка Меди оказывается рядом, словно из воздуха соткалась. Мамы всегда своих детей услышат — если они настоящие мамы. Тиррима бросилась ей в объятия — и разревелась так, что Иннис чувствует себя ущербной. Она по Алексу так не плакала, а это… Это была смесь стона, воя и визга, щедро орошенная слезами. — Что случилось? — Муся умер!!! Иннис прогатывает жестокое 'раньше бы' — и страдальчески икает. Запивает водичкой, чтобы легче прошло. Вот так… Теперь успокоить девицу, напоить чем покрепче — и выслушать, что ж там такое? Успокаивать пришлось долго, да и поить не вином, а виноградными выморозками, но через час с хвостиком захмелевшая Тиррима таки рассказывает об увиденном. Спотыкаясь на каждом слове, заикаясь, вздрагивая… Иннис слушает со смешанными чувствами. С одной стороны — страшно же! Вот так, когда крысы… Ну да, она хоть и графиня Андаго, только визжала бы не хуже Тирримы. И с черными волосами пришлось бы попрощаться — поседела бы точно. И заикаться бы начала… наверное. |