Книга Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности», страница 21 – Юрий Корчевский

Запершись в кабинете Ивана, розыскники стали обмениваться идеями.

— Давай сразу отбросим подделки двадцатипятирублёвок в семидесятипятирублёвые. Всё равно эту ассигнацию печатать не будут, подделать её легко — кассиры на местах сами подделку обнаружат. Иначе половину России хватать можно.

— Принимается. Ещё?

— Я вот о чём подумал. — Андрей откинулся на спинку стула. — Для того чтобы печатать ассигнации, нужно три вещи: бумага, краска и станок печатный.

— В самую точку. Я об этом же думал.

— Бумага — это одна ниточка к злодеям, краска — вторая, станок — третья. И все ниточки должны сойтись в одном месте.

— Логично. Где все ниточки в клубок завяжутся, там злодей.

— Так вот, полагаю, для начала надо у лавочников да купцов разузнать, кто у них бумагу и краску типографскую покупает. Уже определится круг подозреваемых. Со станком сложнее. Его в открытую для чёрных дел никто не купит. Или из-за рубежа привезли, или старый станок купили, скажем — из разорившейся типографии.

— А вдруг сами злодеи сделали?

— Сложно самому — литьё нужно, разные шестерёнки. На коленке не сделать.

— Принимается. Кое-какие идеи появились — это хорошо, теперь проверять их надо. Вот что, подпрягу я под это дело людей из экспедиции. Всё равно горящих дел нет никаких, а поручение императрицы исполнить быстро надо.

— Быстро — понятие расплывчатое. За три дня не управимся.

— А никто такого срока не ставил. Я людей пошлю по лавочникам да купцам — пусть по краске да бумаге поспрашивают. А ты займись станком. Если найдём печатный станок, то считай, половина дела сделана.

— Я бы не зарекался. Представь: нормальная типография, днём работает вполне добросовестно, а ночью печатник без ведома хозяина делает чёрное дело. А владелец вообще ни при чём, поскольку ничего не знает. Тираж-то невелик, за час-два напечатать можно сотню ассигнаций.

— Принимается, как вариант. Ты когда-нибудь был в типографии, видел, как печатают?

— Один раз, давно и мельком. Друг у меня там работал.

— Вот и сходи — посмотри, как это делается, может, что умное в голове и мелькнёт. Тут недалеко — в Солдатском переулке да на Захарьевской улице типографии есть. Прогуляйся.

Андрей нашёл маленькую типографию в Солдатском переулке. Находилась она в подвале и была невелика — располагалась в двух комнатах. Сам владелец и был печатником — молодой, лет тридцати мужичок славянской внешности: русый, нос картошкой, одет в чёрный халат, руки измазаны чёрной краской.

Андрей представился:

— Коллежский секретарь Путилов, из юстиц-коллегии.

— Чего господин хороший хочет? Да вы садитесь… — владелец убрал с лавки стопу бумаги.

— Хотел бы узнать, где берётся бумага и краска, где можно печатный станок купить.

— Подозреваете в чём? Так прямо и скажите! — насупился печатник.

— Ради бога, любезный! Не о вас вообще речь! Для дела мне потребно.

— А… — отмяк печатник, — бумагу заказчики приносят, а купить её в любой писчебумажной лавке можно. Как и краску. Только с краской беда, никак не приноровишься: то сохнет долго, то липкая, текст смазывается.

— А станок?

— Со станком мне повезло. На пристани у Биржи — ну, где шары гранитные, купил по случаю. Наших, русских, станков не выпускают. А иностранцы, когда к нам везут, сразу и шрифт привозят.

Андрей вопросительно поднял брови.

— Шрифт — это буковки русские, только в зеркальном отображении. Прежде чем печатать, сначала текст подобрать надо. Гляди.

Печатник достал из станка железную плиту с буквами.

— Вот здесь текст набран, закладываем его в станок, подаём бумагу и тянем эту ручку. Попробуй.

Андрей потянул ручку, станок захрустел шестернями, и плита с буквами опустилась на бумагу.

— Отпускай.

Андрей поднял рычажок, и печатник достал из станка отпечатанный лист бумаги. Остро запахло краской.

— Осторожнее, господин хороший, измажетесь.

Краска и впрямь пачкала руки.

— Значит, напечатать можно всё, что хочешь?

— В общем да.

— И ассигнации?

— Краска разная нужна, и бумага особая, с водяными знаками. Для этого дела лучше китайской рисовой ничего нет.

— А наша не годится?

— Толста слишком, тонкий рисунок на ней не напечатаешь.

— И где эту бумагу берут?

— В лавке. Вопрос только в цене.

— Спасибо.

Андрей откланялся и ушёл.

Тонкостей в работе оказалось много. Во-первых — шрифт. Андрей и слова такого раньше не слыхал. Он достал поддельную ассигнацию, присмотрелся. А ведь шрифт не такой, как у печатника! Стало быть, изготовили специально.

Он вернулся в типографию.

— А скажи-ка, любезный, шрифт вот этот — он одинаковый на всех станках?

— Нет, конечно. Даже для одного станка он может быть разным. Заглавные буквы побольше — для них шрифт один, крошечные буковки поменьше — для них другой.

Андрей достал из кармана ассигнацию.

— А вот такой? Получится он на твоём станке?

— Получится, если шрифт сделать. Но ведь на ассигнации не только шрифт — узор делать надо.

— А как его делают?

— Гравёр нужен. Он должен сначала форму сделать — чем рамку печатать. Их в городе не так и много: Варфоломей с Галерной улицы, Пётр с Лучного переулка, Иван со Знаменской, ещё один Иван с третьей Госпитальной, Генрих — немец с Итальянской улицы. Пожалуй, это и всё. Ну, может, и упустил кого.

— Спасибо.

— Никак подделки печатать решил? — не без ехидства в голосе спросил печатник.

— Если бы! — вырвалось у Андрея. — Наоборот, злодея ищу.

Андрей вышел из типографии. Его одолевали самые противоречивые мысли: «Что теперь делать? К Лязгину идти или к гравёрам? Сомнительно, что гравёр сами сознаются, что изготовляли форму для рамки. Доказательства нужны, а где их взять? Нет, надо к Лязгину идти — советоваться».

Лязгин сидел за столом, обложившись со всех сторон бумагами.

Андрей подробно рассказал о посещении типографии.

— Гравёры, говоришь? У меня вон уже не один лист исписан — кто бумагу продаёт. Людей нагрузил, землю носами роют, да пока ничего ценного. Мне думается, что бумага и гравёры ничего нам не дадут.

— Это почему же?

— Бумагу эту рисовую многие покупают. Купил небольшую стопку у одного, другого — и всё. Подделки печатают-то не такими большими объёмами, как банк. Из одного листа четыре ассигнации получаются. А гравёры, у которых рыльце в пушку, сразу не сознаются. Ведь по Указу за подделку денег — смертная казнь.