
Онлайн книга «Механика вечности»
![]() Николай еще раз проверил пистолет и крадучись проследовал на кухню. Жилец-полуночник продолжал фальшиво мурлыкать, шаркая шлепанцами по линолеуму. Неожиданно все издаваемые им звуки стихли, затем раздался звон упавшей кастрюли, и дрожащий фальцет взмолился: – Не надо, у меня семья! – Не стрелять! – Крикнул Лиманский, вылетая из комнаты. Весь пол в кухне был залит коричневой гущей, от которой поднимался плотный едкий пар. Куцапов стоял у плиты и брезгливо отряхивал брюки, однако это не мешало ему держать на мушке заплывшего жиром мужика, тщетно пытавшегося схорониться под столом. Тучный жилец жалобно скулил, пряча лицо в ладони. Петрович сходу повис на Куцапове, вырывая у него пистолет. Николай воткнул Лиманскому палец в солнечное сплетение и отодвинул его на расстояние вытянутой руки. – Не трогал я никого, – раздраженно проговорил Колян. – Просто он испугался. – Кто это? – Да уж не Тихон, – Куцапов плебейски высморкался в раковину и, открыв кран, загадочно покосился на меня. – Это Федорыч. Мишка его знает. Следователь с Петровки выглядел точно так же, как и в день моего задержания. Три года, сброшенные с плеч, не добавили ему ни бодрости, ни свежести. Запихнуть складки в пиджак, стянуть дряблую шею галстуком, и свиноподобная фигура снова станет Федорычем, грозным и могущественным. Расслабленным. – Отпустите! – Попросил он, задыхаясь. – Детей еще на ноги поставить. Жена не работает. Отпустите, я хорошо заплачу. Ганевскому скажете, что дома не застали. – Ты как сюда попал, Федорыч? – Это вы попали. А я здесь живу. Следователь перестал ползать и, отерев липкие ладони о трусы, закурил. – Вас послал не Ганевский, – сказал он с неимоверным облегчением. – Федорыч, ты меня не помнишь, что ли? С Луны свалился? Это же я, Николай. Хватит трястись! – Если не Ганевский, то кто? – Вновь насторожился следователь. – Малашенко? – Вы не можете здесь жить, – сказал Лиманский. – Либо до, либо после, но только не сейчас. – Петрович, не сбивай его с толку, он и так в отпаде, не видишь? Замятина, двадцать один, квартира восемнадцать? – Нет, – мотнул головой Федорыч и вдруг захохотал. – Ну, вы даете! Вломиться – вломились, да не по тому адресу! – Он согнулся, насколько это позволяло пузо, и его багровые щеки заколыхались над коленками. Сигарета упала в густую массу, похожую на блевотину, и омерзительно зашипела. – Кто вы тогда? Грабители? – Не улица Замятина? – Всполошился Куцапов. – Как же так? Не поверив, я выглянул в окно. На кособоких качелях без сидения дремал худой голубь, сквозь вялую зелень никому не нужных деревьев был виден стол с пустой бутылкой и промасленной газетой. – Номер дома и квартиры сходится? А год – девяносто восьмой? – Да вы свихнулись! Восьмой, восьмой, – заверил Федорыч, стоило Николаю поднять пистолет. – И давно ты здесь обитаешь? – Ну как давно, – задумался он. – Лет пятнадцать. – Странно. – Вот и я говорю: врываются трое с оружием. Думаю, из прокуратуры. Нет. Ограбление? Не похоже, – Федорыч взял новую сигарету и в ожидании объяснений уставился на Куцапова. – Не из-за этого же, – кивнул он в сторону плиты. На маленьком огне грелась скороварка. От парового клапана отходил резиновый шланг, надетый на извилистую трубку. Трубка была запаяна в стеклянную колбу, к которой также подсоединялось несколько шлангов – вся конструкция напоминала аппарат для приготовления героина из малобюджетного кино про мафию. – Самогон, – определил Колян, нюхнув эмалированный ковшик. – На кой он тебе сдался? – Пить, – недоуменно пояснил Федорыч. – А водка что, не нравится? – Где же ее взять, водку? – Где все берут? В магазине. – Это не я, это ты с Луны свалился, – проговорил следователь. – Я ничего не понимаю, – вышел из себя Лиманский. – Тихон, – лаконично ответил я. – Улица Замятина превращается в… – Гудронная, – подсказал Федорыч. – Ага, в Гудронную. Явка становится обычной квартирой, а большой человек с Петровки не может найти себе нормальную выпивку. – Бывший, – буркнул тот. – Потому и не могу. – Федорыч! Тебя списали? – Изумился Колян. – Ничего, мы еще тряхнем стариной, – пообещал тот. – Обязательно тряхнем. В начале двухтысячного у нас с тобой такие дела развернутся! У меня защемило сердце. Еще как развернутся! Дела Куцапова для кого-то обернулись трагедией. Мефодий, торгующий тушенкой… Он заклинал меня не связываться с Коляном – и вот мы вместе, ищем какого-то чокнутого. – Николай, не трепи языком, – предупредил Петрович. – Душно тут у вас. Мы, наверное, пойдем, – он взял Куцапова за рукав и потянул к выходу. Задерживаться у Федорыча не имело смысла. Тихон вновь исказил, переиначил реальность – неизвестно, что и в каком году он совершил, но факт оставался фактом: открытая дверь обернулась каменной стеной. Продолжать в нее долбиться было бессмысленно. Я распрощался с обескураженным следователем и пошел за Лиманским, как вдруг меня осенило. – Федорыч, а давно вас выперли? – Скоро год. – Но связи-то, наверное, остались? – Есть люди, – деловито ответил тот. – Нам бы справочку получить. Человека одного ищем. – Это не проблема, – Федорыч взял трубку, но накрутив на диске несколько цифр, положил обратно. – А почему я должен вам помогать? – Потому, что у нас с тобой дружба, – заявил Куцапов, ненароком показывая убранный было пистолет. – Золов Тихон Базильевич, – продиктовал Лиманский. Федорыч старательно записал имя на обрывке газеты и спросил: – Может, Васильевич? – Базильевич, – отчетливо произнес Лиманский. – Год рождения… где-то середина девяностых. Место рождения неизвестно. – Н-да. Если б он не был Золовым, да еще и Базильевичем, я бы и пытаться не стал. Следователь набрал номер и, дождавшись, пока позовут какую-то Ниночку, назвал данные, особо выделив редкое отчество. Затем он перевернул газету на другую сторону и приготовил карандаш. Трубка ответно замурлыкала, и Федорыч, прикрыв ладонью микрофон, сообщил: – Золов Тихон Базильевич в базе данных отсутствует. – Жаль, – равнодушно отозвался Лиманский. – Значит, он еще не родился. На Федорыча эти слова подействовали сильнее, чем ствол Куцапова. – Ниночка, всех, кто близко, пожалуйста. |