Книга Долгий уик-энд, страница 58 – Вероника Генри

А дальше завертелось… Они вдруг запутались друг в друге. Пальцы, губы и языки переплелись. Пуговицы расстегнулись, одежда исчезла. Не было произнесено ни слова; дыхание стало синхронным. Все происходило поспешно, но обдуманно, словно отлично поставленный танец. Тони уложил Марину на деревянный верстак. Девушка запрокинула голову; он с нежной первобытной страстью покрыл поцелуями белоснежную шею…

Когда все кончилось, Марина соскользнула на пол и встала перед Тони, наклонив голову и часто-часто дыша.

– Я мечтала об этом с того дня, как впервые тебя увидела.

Тони с изумлением провел пальцами по ее позвоночнику. Какое чудо… Он унесет это воспоминание с собой в могилу. Никогда ничего подробного с ним не происходило. Господи боже… Ему тридцать два года, он учитель, и он только что переспал с ученицей. Семнадцатилетней ученицей.

Ну и черт с ней, с моралью! Даже если в наказание его повесят, кастрируют, четвертуют, сдерут кожу и поставят перед расстрельной командой – это пустяковая плата за то блаженство, которое он пережил. Словно умер и в тот же миг возродился.

Их роман был страстным, нетерпеливым и бурным. Тони пришлось установить правила, иначе ситуация вышла бы из-под контроля. Никаких контактов в школе. Никаких звонков ему домой. И писем-записок тоже. Они встречались в обед у нее дома, где в такое время никого не было. Родители на работе, а соседи, по словам Марины, ничего не заметят. Иногда Тони удавалось сбежать из дому в выходной – под предлогом похода в магазин «Сделай сам», или спортзал, или библиотеку. Тогда он звонил Марине из таксофона и мчался к ней.

Тони понимал, что поступает безответственно. И дурно. Но их страсть – не любовь, нет, любовью происходящее между ним и этой девочкой не назовешь – оказалась сильнее всякой нравственности. Ладно Марина, она еще ребенок; но он-то, он! Казалось бы, моральные устои Тони должны быть сильнее и крепче, чем у нее: он ведь взрослый, он – учитель, черт возьми! Однако каждый раз, когда Тони начинал заниматься самобичеванием, Марина заставляла его умолкнуть.

– Люди ждут такого всю жизнь, – говорила она. – И не факт, что дождутся. Давай радоваться и благодарить судьбу, пока можем.

Дело было не только в сексе. Марина вызывала в Тони интерес. Волновала его. Вдохновляла. Бесила. И удивляла – постоянно. Игривая и своенравная, как котенок, она одновременно была глубже самого глубокого омута. Она умела смешить Тони.

А однажды, во время особенно доверительного, безудержного секса сумела вызвать у него слезы.

Разумеется, такие отношения не могли длиться вечно.

…Он повез класс в Париж – изучать художественные достопримечательности. И когда шестеро учеников отравились сомнительной курицей в вине, Тони с Мариной этим воспользовались и тоже сказались больными. Они отменили поездку в Версаль, остались в отеле и весь день провели в постели в номере Тони, растворившись друг в друге. Он смотрел на склонившуюся над ним Марину – темные волосы растрепались, промокли от пота – и понимал: пора заканчивать.

– Венди беременна, – произнес Тони.

Марина скатилась с него на постель, легла рядом, уставилась в потолок.

– Значит, конец…

– Я всегда буду тебя любить. Но у нас с Венди появится ребенок, мне нужно думать в первую очередь о нем.

– Я понимаю. Конечно, нужно.

Марина наградила его таким взглядом, что Тони вдруг осенило, почему она злится – злится молча, стараясь не выдать своих чувств.

– Я не обещал, что не буду с ней спать. Она бы заподозрила неладное. Я не мог… Ты же знала, у меня семья.

Ее зеленые глаза потемнели от слез. Обиженный ребенок. Она и правда ребенок… Марина свернулась калачиком. Молча. Лучше бы устроила разнос, кричала… Тони потянулся к ней – и получил мощный удар в живот.

Он, задыхаясь, скрючился пополам, хватая ртом воздух и поражаясь силе, скрытой в девичьем теле.

Марина натянула колготки – те в спешке порвались, – затем свободное платье, разрисованное турецкими огурцами, и зеленый мешковатый джемпер.

– Марина…

– Молчи, – стиснув зубы, взмолилась она. – Я все поняла. Честно. Не парься.

– Я буду всегда тебя любить.

Она впилась в него глазами, точно выискивая доказательства этого заявления. Затем коротко, с трудом кивнула, натянуто улыбнулась и вышла из номера.

До конца поездки Тони ее почти не видел – лишь замечал мелькание буйной шевелюры в толпе учеников во время экскурсий в Лувр, национальную галерею Же-де-Пом, музей Орсе. Он чувствовал себя осиротевшим. Ему хотелось рассматривать вместе с ней картины, наблюдать ее реакцию, делиться собственными мыслями. Хотелось делать вместе с ней все на свете – до конца жизни. Но это было невозможно.

Путь через пролив назад в Англию оказался кошмарным испытанием. Тони непрерывно рвало, и он сам не знал: то ли его скрутила морская болезнь, то ли мучает любовная лихорадка. Каждая волна швыряла его все ближе и ближе к Венди.

Вернувшись домой, к верной и преданной жене с крошечным выпирающим животиком, Тони понял кое-что еще. Он не сможет жить в Рединге, зная, что Марина дышит тем же воздухом, рискуя случайно увидеть ее в любое время дня и ночи – в магазине, на почте, на парковке… Придется бежать от искушения. Бежать далеко-далеко. Тони отправил свое резюме в лондонское рекламное агентство – и, к его безмерному удивлению, его приняли на работу. Он досрочно расторг контракт со школой, заявив директрисе, что не сможет отработать положенного времени по личным причинам.

– У меня обстоятельства, очень… тонкие, – пояснил он.

Да, тонкие. Тоненькая Марина, хрупкая конструкция из крови, костей и дыхания…

Директриса едва заметно отодвинулась подальше. Ни одному руководителю школы не нужны учителя, чья репутация подпорчена… личными проблемами. «Тонкие обстоятельства» – эвфемизм грязного скандала. Читать между строк она умела.

– Для нас ваше увольнение – большая потеря, – сообщила дама. – Девочек вы замечательно вдохновляли.

На том и сошлись.

В конце лета Тони позвонил в школу – узнать, с каким результатом окончили заведение его ученики. Имя Марины в списке выпускников отсутствовало.

– А Марина Старлинг? – спросил он. – Она вроде тоже должна была закончить?

– Марина экзамены не сдавала, – послышался ответ. – Никто не знает, что с ней случилось. Она просто исчезла.

Их малышка не выжила.

За неделю до предполагаемых родов Венди перестала ощущать толчки ребенка. Заверения акушерки, что в конце беременности такое бывает, тревогу будущей матери не уняли.

– Малыш, наверное, отдыхает, – успокаивал ее Тони. – Набирается сил для большого путешествия.

Однако Венди волновалась все больше. Когда они в конце концов поехали в больницу, ее худшие опасения подтвердились. Сердцебиение не прослушивалось, потому что сердцебиения не было. Ребенок в животе у Венди умер. Но ей все равно предстояло пройти через роды. Полноценные естественные роды, со всей сопутствующей им болью. Тони никак не мог понять – почему нельзя извлечь малышку с помощью кесарева сечения? Разве так не человечней? Увы, политика больницы подобного не предусматривала.