Онлайн книга «Рыбы молчат по-испански»
|
Нина убрала руку. – Послушай, – обратился к ней Павлик. Голос у него был глухой, чуть хрипловатый, словно он простыл или запыхался после быстрого бега. – У тебя с мужиками что-то уже было, да? – Нет, не было. Я так просто не могу, – серьезно ответила Нина. – Не можешь, – усмехнулся Павлик. – Ну и не надо, – и он похлопал ее по коленке. И Нина поняла, что это все. Что у нее с ним больше уже никогда ничего не будет, что через несколько минут все кончится – погаснет огонек, развеется тепло, оборвется песня, которую зачем-то поет мальчик из детского дома, толком еще не зная, о чем она. Нина возненавидела себя за это смущение, за идиотский ответ, потому что должна была ответить по-другому. Что-то мелькнуло за окошком автомобиля… В открытую дверцу заглянула Руслана, посмотрела на Павлика и исчезла. Нина вздрогнула: не ожидала увидеть перед собой это чужое лицо. Она забыла, что ее ждут. Внезапно Павлик помрачнел. Он за что-то разозлился на Нину или ему стало неловко перед Русланой: возится с тупой малолеткой, и еще не известно, будет ли толк. – Я возьму джинсы и майку, – быстро сказала Нина. – Сколько они стоят? – Один чел хотел взять за восемьдесят, – ответил Павлик уже совсем другим тоном: нагловато, по-деловому. Как будто минуту назад с Ниной разговаривал кто-то другой. – Плюс майка – еще шестьдесят. Но тебе так и быть, отдам за сто двадцать. Сто двадцать рублей джинсы и майка. Нормально? – Нормально, – ответила Нина. Кончики ее пальцев все еще согревало тепло его светлых волос. Ей хотелось сказать ему: я же знаю, кто ты. Ты совсем другой. Зачем ты теперь играешь? Зачем притворяешься и говоришь таким тоном? Ты что, боишься Руслану? Но вместо этого она сложила вещи, сунула обратно в пакет и молча протянула деньги. И он их взял, не глядя на нее, воровато пересчитал и убрал в карман. Нина вышла из машины. – Что взяла? – к ней подошла Яна. – Джинсы и майку, – устало ответила Нина. – И почем? – Сто двадцать за то и за это. – Покажи… Нина приоткрыла пакет, и Яна заглянула. – Супер, – похвалила она. – Повезло. Майка классная! – Что-то ты выглядишь плоховато, – мрачно усмехнулась Руслана, обжигая Нину ненавидящими глазами. – Музыка… – пробормотала Нина, едва сдерживая слезы. – Музыка очень красивая… – «Ну что же ты моим соплям совсем не рада», – напела Яна гнусавым голоском и расхохоталась. – Пока! Носи на здоровье! А за флакончик – отдельное спасибо… Руслана и Яна уселись на то же место, где Нина только что сидела с Павликом. Они потеряли к ней интерес. Павлик включил зажигание, и машина медленно поползла мимо Нины. «Я их так хочу согpеть теплом, о белые pозы, у всех на глазах я целовать и гладить готов», – пел подросток из открытого окошка. И Нина осталась во дворе одна. У нее в руках в мятом пакете была мечта – голубые «ливайсы» и майка жемчужного цвета, очень простая, легкая и приятная на ощупь. Но Нина не была им рада. Это было не то, совсем не то! Это была подмена. Счастье опоздало: оно пришло, но перепутало время. Прошлое не отпускало, и Нина не сопротивлялась. Примеряя перед зеркалом новые джинсы, Нина все переживала вновь. Как будто ничего не было – не университета, ни всех этих лет, а она сама – робкий молодой месяц. После того случая она видела Павлика много раз. На крыльце школы, у калитки – мельком, случайно. Все было в прошлом, в том весеннем дне – медленное время, голос на кассете. У Нины остались только старые джинсы, которые она износила до дыр, а потом переделала в шорты. Руслана и Яна… Спустя несколько лет ей рассказали, что Яна умерла от передозировки. А Руслана исчезла. Кажется, она имела какое-то отношение к Яниной смерти. За окном было темно. Она встала, вышла из комнаты и подошла к зеркалу. Дверь в комнату была открыта, но слабый свет настольной лампы едва проникал в сумрак прихожей. Нина стояла спиной к лампе, и ее лица видно не было. В таинственно мерцающем зеркале отражался незнакомый темный силуэт. Кто это – здесь, перед ней? Выпускница университета, аспирантка, умеющая пересказать жизнь Сальвадора Дали по годам и чуть ли не по дням? Удачливая бизнесвумен, фея, соединяющая судьбы? А может, все та же безгрудая девушка на тонких ножках, тайная фанатка группы «Ласковый май», потерявшая голову от любви к фарцовщику с крашеными волосами, который унес все ее деньги в обмен на поношенные джинсы и застиранную футболку? Ответа на этот вопрос у Нины не было. * * * В течение следующего месяца тяжелые конверты с усыновительными документами Нине приносили почти ежедневно. По утрам, накинув на плечи материну вязаную шаль, она встречала в дверях курьера «DHL». Сама судьба стучалась к ней в дверь: Нина не знала точно, от какой семьи пришел очередной конверт, и всякий раз поражалась, как много у нее теперь клиентов. Постепенно Нинина комната приобретала вид офиса на дому. Стол был завален стопками документов, которые она никак не могла научиться разбирать вовремя, а университетские книжки и тетрадки скромно переселились на подоконник. Журнальный столик у кровати с некоторых пор занимал факс, который Нине как своему личному секретарю подарила Ксения. – Что это у тебя? – удивлялась мать, рассматривая Нинин стол. В ее комнате, несмотря на гору журналов, книг и монографий, было всегда относительно прибрано. – Ты что, в менеджеры подалась? В устах Зои Алексеевны слово «менеджер» звучало почти оскорбительно. – Так, подбросили кое-что перевести, – небрежно ответила Нина. – Подбросили… Ты давно этим занимаешься, я же вижу. Всех денег не заработаешь… А про диссертацию ты не забыла? Материалы не собраны, в библиотеке ты уже сто лет не была… – В библиотеках никто в наше время не сидит, – оборонялась Нина. – Пользуются интернетом. Погуглишь – и у тебя все что нужно. – Ошибаешься, Ниночка. – Мать не уходила. Она стояла возле стола, загораживая проход. – Интернет годится, только чтобы праздное любопытство удовлетворить. А пользоваться им для научной работы нельзя. Вот у нас был случай… – Можно, мамочка, можно, – перебила ее Нина. У нее заканчивалось терпение. – Я же не собираюсь посвящать этим бумажкам всю жизнь без остатка. Переводы рано или поздно кончаются, а пока они есть, нужно брать. Нина металась по комнате, собираясь в университет. «Ну что ты ко мне прицепилась? Шла бы к себе», – раздраженно думала она, обращаясь к матери. Отступила в прихожую, надела пальто и сапоги. – Пока, мам. И выскочила за дверь, упрекая себя в нечувствительности. |