Онлайн книга «Добрые люди»
|
– Однако он обошелся им в тысячу пятьсот ливров, – уточняет Брингас. – Притом речь шла о герцоге де Аранде, который экономит больше, чем турецкий султан на катехизисе… Вы многим обязаны своему другу, дон Эрмохенес. Однако библиотекарь продолжает упорствовать. – Меня это нисколько не радует. – Он утыкает подбородок в грудь. – Не за такую цену. – Цену? Повисает неловкое молчание, нарушаемое лишь гулкими голосами книготорговцев под арками. Снаружи по-прежнему идет дождь. – Я многое могу понять, адмирал, – говорит дон Эрмохенес. – Но масонство вне моего разумения. Даю вам слово. – Почему же? – любопытствует адмирал. – Оно запрещено двумя папскими буллами. И наказывается отлучением от причастия. – Поэтому вы недовольны? Вы не шутите? – Ни в коем случае. – Веская причина, чтобы стать масоном, – отзывается Брингас. – Не говорите чепухи, – выходит из себя дон Эрмохенес. – Франкмасонство пагубно и для церкви, и для государства. Оно лишает человека послушания Богу и монарху. – Об этом послушании можно много чего сказать, – заявляет Брингас. Не обращая на него внимания, дон Эрмохенес поворачивается к адмиралу. – Не представляю вас на всех этих секретных собраниях при свете канделябров, где обсуждают Великого Архитектора и прочие нелепости. Дон Педро смеется. Смех у него искрений, беззлобный. – Сдается мне, вы слишком много внимания уделяли трудам падре Фейхоо. Уязвленный библиотекарь моргает. – Единственное, что я читал – «Часовой против франкмасонства» падре Торрубиа. – Еще лучше. Я не сомневаюсь, что есть ложи, страдающие различными излишествами. Однако в той, к которой принадлежал я, все было гораздо проще. Одни предпочитают встречаться с друзьями в кофейне, другие выбирают ложу. Моя ложа представляла собой что-то вроде английского клуба: там были и военные, и вполне обеспеченные деловые люди, и парочка аристократов… Говорили о книгах, о науке, о братстве образованных людей, которое выше наций и флагов. Атмосфера была довольно приятная. А оккультизм был скорее игрой. Но дон Эрмохенес не сдается. – А все эти клятвы и заговоры? – Глупости все это. Сплетни, которые распускают простецы и старые девы. – Адмирал указал на себя пальцем: – Разве я похож на человека, который собирается расшатывать троны или алтари или использует средневековые магические ритуалы? – Да, но в ложах полно фанатиков, – настаивает библиотекарь. – Это люди крайних взглядов и разрушительных устремлений. – Таких можно встретить всюду, дон Эрмес… И в ложах, и вне их. Но уверяю вас: тайный мировой заговор – не более чем миф. Они снова умолкают, глядя на дождь. Дон Педро улыбается, погрузившись в воспоминания. – В любом случае, я уже очень давно не имею с ними ничего общего. Сегодня все это лишь забавное воспоминание. – Которое неожиданно пришлось вам на руку, – замечает Брингас. – Все воспоминания таковы… Все, что мы прожили, так или иначе идет нам на пользу. Исключение составляют лишь фанатики и дураки. Паскуаль Рапосо убирает руку с бедра полураздетой блондинки, сидящей у него на коленях, и одним глотком опустошает стакан. – Открывай еще одну бутылку, Мило. Оттолкнув женщину, которая досталась ему на этот вечер, Мило, пошатываясь, поднимается на ноги, достает из корзины, стоящей на столе, бутылку и откупоривает ее, напевая какую-то игривую песенку. – Держи, приятель, – говорит он, наполнив стаканы. Полицейский заходится пьяным хохотом, женщины ему вторят. Вот уже несколько часов оба приятеля развлекаются с ними в борделе на Шоссе-д’Антен, в районе на севере города, пользующемся дурной славой. Победу празднуют по всем правилам: хорошее вино, добрая стряпня, широкая кровать и две девахи приемлемой наружности, и все это за тридцать ливров. Праздник есть праздник. – За успех, – говорит Мило, поднимая стакан. – За тысячу пятьсот ливров! – Слишком много болтаешь, – упрекает его Рапосо, искоса поглядывая на женщин. – Не беспокойся. Им можно доверять. – В жизни не видел шлюхи, которой можно доверять. Женщина, сидящая у него на коленях, недовольно шевелится, услышав знакомое слово. Рапосо жестко и холодно смотрит ей в глаза. – Да, ты все верно поняла, – говорит он. – Putain… Salope… [98] Все вы шлюхи – и ты, и шалава, которая тебя родила… Оскорбленная женщина делает попытку встать и тянется за платьем. Рапосо хватает ее за волосы и обездвиживает. – Не будешь сидеть смирно, я тебе голову оторву. Свинья. Мило подливает еще вина, произносит несколько фраз на жаргоне, который Рапосо едва понимает, и обстановка разряжается. Женщина, сидящая на коленях у Рапосо, смягчается и в конце концов снова хихикает. – Что ты им сказал? – Что мы им набьем золотыми монетами одно место. Рапосо мрачно смотрит на приятеля. – Нет, все-таки сегодня ты слишком много болтаешь. – Успокойся, дружище, – хохочет полицейский. – Мы на моей территории. И с нами хорошие девочки. Они умеют молчать, особенно если ты не скупишься. Рапосо недоверчиво ухмыляется, рассеянно поглаживая груди женщины, сидящей у него на коленях. Он думает об академиках: как просто оказалось отобрать у них деньги! Но какие шаги предпримут они дальше? В том, что касается денег, дело выглядит завершенным. Выглядит, мысленно повторяет он, снова и снова произнося про себя это слово. Сейчас предстоит выяснить, покинут ли адмирал и библиотекарь Париж или останутся в городе, пытаясь раздобыть книги каким-либо иным способом. Однако Рапосо не представляет, что это может быть за способ. Тысяча пятьсот ливров на дороге не валяются. Сейчас задача состоит в том, чтобы в ближайшие часы не терять их из виду, и агенты Мило позаботятся об этом. – Сделай лицо попроще, приятель, – говорит ему полицейский. – Дело сделано. Разве нет? – Про такие дела точно никогда не знаешь. – Что верно, то верно. Но академикам твоим придется несладко. – Все равно: точно все никогда не знаешь. – Насчет «не знаешь» касается, мой дорогой, тебя одного. Мне-то кое-что известно. – Да? И что же? – А то, что завалю-ка я еще раз эту чертову потаскуху ногами кверху и засажу ей хорошенько сзади и спереди. С твоего позволения. – Это пожалуйста… – Смотри хорошенько и учись! |