Онлайн книга «Серебряный осел»
|
И уж совсем тоскливое: «Все мы подохнем». Бывшая послушница вздохнула. Бедолаги. – Упокой, Господи, их души, – истово перекрестилась. Почему-то вспомнился день, когда они высадились в Италии. Корабль пришвартовался поздним вечером, и сестрам пришлось заночевать в какой-то таверне на чердаке, на сеновале (за что с них содрали изрядную сумму). Утром они пробудились от шума многих голосов – постояльцы обсуждали в таверне какое-то событие. – Что случилось? – спросила Орланда рабыню хозяина, проносившую мимо ведро с помоями. Выяснилось, что взволновал собравшихся дикий слух, будто Тартесса больше не существует. Что он-де разрушен армией, приплывшей из-за океана и состоявшей из кровожадных дикарей маййяр. Их колдуны, мол, заколдовали стражу, превратив ее в козлов, после чего меднокожие ворвались в город и всех вырезали от мала до велика. Дверь в таверне скрипела ежеминутно. Люди приходили и уходили. Они садились с растерянными лицами за стол, требовали вина и закуски и обсуждали эту новость. За соседним столом огорченный событиями торговец жаловался: – Как же мне быть? Я сорок тысяч сестерциев вложил в торговлю в Тартессе! Это все мое достояние. А теперь что же мне делать? – Ну и попадет же теперь Арторию! Август с него шкуру сдерет! – злорадно комментировал кто-то. – Да, в самом деле, что случилось с прокуратором? Его тоже превратили в козла? – Насчет прокуратора не знаю! – изрек почтенный старик в одеянии странствующего жреца Аполлона. – Но если это и так, то известно, за что боги наказали этот город. – Ну и за что? – За убиение царя! – изрек жрец. – Как?! – невольно вырвалось у Орланды. – А ты не слыхала? Умертвил юного царя Кара телохранитель, дикарь из варварских земель, а тело выбросил в море. И бежал, драгоценности захватив, с отрока снятые. Ну, это так говорят, только, думаю, прикончил парня Аргантоний, дядька его, чтобы претендента на трон убрать. Орланда потом полдня ходила сама не своя, вспоминая мягкую улыбку мальчика и его печальный голос. Выходит, переоценил он ум своего родственника… Негромкий шорох привлек ее внимание. Что там такое? Кажется, это со стороны алтаря. На мгновение Орланде показалось, что у мраморного куба мелькнула неясная тень. Да нет, почудилось. Наверное, усталость сказывается. Заброшенный алтарь являлся подлинным произведением искусства. Воздвигнут он был, судя по всему, в честь какой-нибудь местной нимфы. Ее изображения помещались на всех четырех гранях. Прекрасная полуобнаженная девушка то танцевала, то нюхала цветок, то, склонившись к земле, ласково гладила некую мелкую зверушку. Древний мастер также украсил жертвенник причудливым орнаментом из плодов, листьев и цветов. Местами рельефы были побиты мхом и временем. И все же большей частью резьба сохранилась довольно неплохо. Словно кто-то ухаживал за алтарем, не давал ему прийти в полную негодность, надеясь на то, что еще затеплится на нем священный огонь, понесутся к небу клубы жертвенного дыма. Рядом всхлипнули. Покосившись, девушка увидела, как Асинус кивает головой, будто совершает перед алтарем обряд поклонения. И при этом чудно фыркает. – Ты чего, приятель? – ласково обратилась она к ослу. Ушастый совсем по-человечески вздохнул и снова всхлипнул. Орланде даже показалось, что на глазах у животного выступили слезы. – Не горюй, дружочек, прорвемся, – пообещала. – Давай-ка я тебя почищу да причешу. Нарвав травы и соорудив из нее мочалку, она принялась охаживать ослиные бока. Асинус благодарно принимал знаки внимания. Замер, даже веки прикрыл от удовольствия. А вот кусик явно приревновал хозяйку к хвостатому. Взобрался тому на холку и укусил осла за длинное ухо. Небольно, но ощутимо, чтоб помнил, кто здесь главный. Орланда рассмеялась. Ни с того ни с сего припомнилась простенькая песенка, которую она пару раз слышала на улице в Сераписе. Запела звонким голосом: В детстве гадалка мне одна Предсказала, будто я, Если сильно полюблю, То любимого сгублю. Что измены не прошу И жестоко отомщу: Не нарочно, но со зла Превращу его в осла… Асинус дернулся всем корпусом. – Что ты, что ты, глупыш, это ведь не про тебя. Он очень милым парнем был, Но зачем он изменил? И тогда все началось: Предсказание сбылось. И внезапно над собой Потеряла я контроль, И несчастный стал стонать, Серой шерстью обрастать… – Дурацкая песня! – фыркнула подошедшая к ним Орландина. Эту пастушью песенку она, конечно, знала. Но не думала, что и сестра знакома с подобными образчиками простонародного творчества. Бывшая послушница согласно кивнула, но петь не перестала: Мой любимый навсегда Жить остался у меня, И за мною по пятам Он ходил и тут и там. Замечала я порой, Как страдает милый мой, И жалела я осла, На лугу его пасла. – Подхватывай, а? – подмигнула Орланда амазонке. Та пожала плечами. Еще чего. И вдруг слова сами полились у нее из груди: Я хотела как-нибудь Облик милого вернуть, Я старалась, как могла, Но ничем не помогла. Он копытами стучал, Он по-ослиному кричал И хвостом своим вертел, Человеком быть хотел. Ведьма я, эх, ведьма я — Такая вот нелёгкая судьба моя. Силой я наделена, Но на беду любовь моя обречена. Понял он, что обречен До заката своих дней Быть страдающим ослом Под опекою моей. И в итоге, наконец, Он приблизил свой конец — Что-то выпил, что-то съел И, бедняга, околел. Ведьма я, эх, ведьма я — Такая вот нелегкая судьба моя… Сестры закончили петь, посмотрели друг на друга и… расхохотались. Потом обнялись и, бросившись на землю, покатились по траве, награждая одна другую легкими шлепками и тумаками. – Ну, право, дети малые! – раздался над ними мелодичный, похожий на соловьиную трель голос. Близняшки застыли, словно две поверженные наземь мраморные статуи. |