
Онлайн книга «Юность Барона. Обретения»
— Согласен. Не разберешь. А Ольга знает, что она Воейковым не родная дочь? — Да. Когда девочка подросла, те ей честно все рассказали. Но это никоим образом не изменило ее прежнего отношения. Оленька продолжала называть Петра Капитоныча папой, а Серафиму Макаровну мамой. И я считаю, это справедливо и правильно. В конце концов, старики подарили ей настоящее, а не казенно-приютское детство… И все-таки, Юра, я никак не могу взять в толк, почему эта история так сильно тебя захватила? Посмотрись в зеркало — на тебе же буквально лица нет! — Ириша, а после вчерашних медицинских процедур у тебя весь спирт закончился? Она недоуменно пожала плечами: — Вроде оставалось еще немного, на донышке. — Не нацедишь? С донышка? Очень нужно. — Ну хорошо. Сейчас. Только… — Ирина смущенно улыбнулась. — Отвернись, пожалуйста. Мне надо одеться. Выскользнув из-под одеяла, она торопливо похватала с полу разбросанные вещи и прошлепала босыми ногами на кухню. А через пару минут вернулась и протянула Барону граненый стакан, наполненный примерно на четверть. Протянула молча, но вопросительно — ждала объяснений. Он залпом выпил. Не морщась. Будто воду. Не сразу, собравшись с мыслями, а главное — с духом, отчеканил: — Понимаешь, Ириша, мы с твоей Ольгой не просто земляки. Она… В общем, это сестра моя. Родная. Брат, который должен был за ней приехать вместе с мамой и с Лёлей, — это я. * * * Закончив доклад, Анденко не удержался и, как бы между прочим, добавил: — И заметьте, Иван Никифорович, на все про все ушло меньше суток. Я, конечно, не хочу показаться нескромным… — Да знаю я, Григорий, знаю, что вы с Захаровым большие молодцы. — А вот как бы еще это ваше знание, товарищ майор, донести до товарища комиссара 3-го ранга? В свете вынесенного на днях взыскания? — Угу. Вот прямо сейчас и метнусь. Ты, Анденко, губенку-то обратно заверни. Что за народ? Им доброе слово скажешь, так они тут же норовят на шею сесть. Короче, браты-акробаты, давайте по делу и по существу. — Есть по существу. — Прямо сейчас отправляйтесь составлять подробный рапорт о своих изысканиях по Барону. Только пусть пишет Захаров, у него почерк разборчивей. Как закончите — сразу тащите в машбюро. Пусть сделают две — нет, сразу три копии. Задача ясна? — Так точно. — Вот и ладушки. А я постараюсь сегодня же согласовать бумагу с начальством. — На предмет? — насторожился Анденко. — Отошлем в Москву. Утрем столичным носы, чтоб не больно-то возносились. — А-а-а?.. — А дальше пускай сами волохаются. С этим Бароном-Алексеевым. — Это что ж получается? Мы с Мыколой пахали, а урожай москвичам собирать? — А ты как думал, Гриша? Наше дело — молотьба да хлебосдача, — язвительно вставил свои пять копеек Захаров. Иван Никифорович нахмурился: — Ишь ты, тоже мне, пахари сыскались! Поглядел бы я на вас, голубчиков, после денька реальной, на току, молотьбы… Ты, Захаров, про «двое дерутся — третий не мешай» слыхал? — Ну слышал. — Только без ну! А уж если там еще и Комитет, как вы говорите, пристегнулся, то лучше нам в эту бучу не соваться. — Да в том-то и дело, что комитетчики к ограблению в Охотном Ряду интереса не имеют, — эмоционально запротестовал Анденко. — Это только твои догадки или есть конкретные факты? — Пока догадки. Но, согласитесь, товарищ майор, в противном случае мы бы получили из Москвы не приблизительный словесный портрет, а полноценное описание Барона — со всеми установочными данными и с фотографией. — Зачем же они тогда запросили архивные материалы на Алексеева? — А шут их знает. Может, по какой-другой истории взялись крутить. — А что, если Барон — комитетский агент? — озвучил неожиданно постучавшуюся в голову версию Захаров. — Потому материалы и изъяли. Чтобы следов на него не сыскалось. — Ты еще скажи, что сами комитетчики его и подрядили хату в Охотном подломить? — съязвил Анденко. Съязвить-то съязвил, а сам призадумался. Может, Захаров не так уж и неправ? Может, они и в самом деле на чужие грядки вперлись да так наследили, что мама ой? — Стоп, машина! А то вы сейчас договоритесь! — осадил подчиненных Накефирыч. — Тем более все эти ваши рассуждения не более чем гадание на кофейной гуще. — Вы начальник, вам виднее, — буркнул Анденко. И, похоже, этим своим «начальником» задел начальника за живое. — Хорошо, допустим, сугубо теоретически, придержим мы материал по Барону. И чего дальше? Вот конкретно ты, Григорий, что предлагаешь? — Брать Барона самим! — Брать! Ты же сам, не далее как пару дней назад, уверял меня, что взять их, кроме как на самой краже, проблематично. Что, дескать, Хрящ — калач тертый, по-глупому палиться не станет. Да и Барон, как выясняется, не из простых свиней. — Иван Никифорович, мы вчера, ввечеру, с инспектором Захаровым малость покумекали. Дозвольте изложить соображения? О том, что кумекание проходило под двести на брата с пивным прицепом, Анденко благоразумно умолчал. — Излагай. — План такой: выписываем наружку за Хрящом и за Любой, ориентируя топтунов на установление связей, подходящих под описание Барона. Цель, понятное дело, не в подведении под задержание, так как вменять ему сейчас можно только московский эпизод. Нам же требуется установить ленинградское лежбище Барона. — Легко сказать — выписываем. Да на наружку очередь на полгода вперед. — А тут уж, извиняюсь, ваша, Иван Никифорович, ипостася. — Чего сказал? — Да я и сам толком не знаю. Просто слово нравится. — Знаешь, Анденко, мне вот тоже одно слово нравится. Его еще часто на заборах пишут. Но это, согласись, еще не повод его озвучивать?.. Ладно, допустим, устанавливаем логово. Дальше что? — А дальше негласно заходим в отсутствие хозяина и проводим осмотр на предмет вещичек, согласно описи похищенного из Охотного Ряда. И, заодно, из квартиры обувного директора. — И замдиректора Кузнечного рынка, — напомнил о своем, нераскрытым грузом висящем, Захаров. — Само собой. И как вам план, товарищ майор? — Особенно мне нравится выражение «негласно заходим». А уж как оно прокурору понравится! Хорошо, предположим: проследили, установили, зашли. А если не сыщется там вещичек? — А на этот случай у нас припасен запасной план за номером два. |