Онлайн книга «Циники»
|
Робеспьеру Дантону Гарибальди Толстому Достоевскому Лермонтову Пушкину Гоголю Радищеву Белинскому Огареву Чернышевскому Михайловскому Добролюбову Писареву Глебу Успенскому Салтыкову-Щедрину Некрасову… 27 Граждане четвертой категории получают: 1/10 фунта хлеба в день и один фунт картошки в неделю. 28 Ольга смотрит в мутное стекло. – В самом деле, Владимир, с некоторого времени я резко и остро начинаю чувствовать аромат революции. – Можно распахнуть окно? Небо огромно, ветвисто, высокопарно. – Я тоже, Ольга, чувствую ее аромат. И знаете, как раз с того дня, когда в нашем доме испортилась канализация. Круторогий месяц болтается где-то в устремительнейшей высоте, как чепушное елочное украшеньице. По улице провезли полковую кухню. Благодаря воинственному виду сопровождающих ее солдат, миролюбивая кастрюля приняла величественную осанку тяжелого орудия. Мы почему-то с Ольгой всегда говорим на «вы». «Вы» – словно ковш с водой, из которого льется холодная струйка на наши отношения. – Прочтите-ка вести с фронта. – Не хочется. У меня возвышенное настроение, а теперешние штабы не умеют преподносить баталии. Я припоминаю старое сообщение: «Потоцкий, роскошный обжора и пьяница, потерял битву». Это о сражении с Богданом Хмельницким под Корсунем. Ветер бегает босыми скользкими пятками по холодным осенним лужам, в которых отражается небо и плавает лошадиный кал. Ольга решает: – Завтра пойдем к вашему брату. Я хочу работать с советской властью. 29 Реввоенсоветом разрабатывается план подготовки боевых кадров из подростков от 15 до 17 лет. 30 Мы подходим к номеру Сергея. Дверь распахивается. Седоусый, прямоплечий старик с усталыми глазами застегивает шинель. – Кто это? – Генерал Брусилов. К моему братцу приставлены в качестве репетиторов три полководца, украшенных, как и большинство русских военачальников, старостью и поражениями. Если поражения становятся одной из боевых привычек генерала, они приносят такую же громкую славу, как писание плохих романов. В подобных случаях говорят: «Это его метод». Сергей протягивает руку Ольге. Он опять похож на большого дворового пса, которого научили подавать лапу. Мы усаживаемся в креслах. На письменном столе у Сергея лежат тяжелые тома «Суворовских кампаний». На столике у кровати жизнеописание Скобелева. Я спрашиваю: – Чем, собственно говоря, ты собираешься командовать – взводом или ротой? – Фронтом. – В таком случае тебе надо читать не Суворова, а записки барона Герберштейна, писанные в начале XVI столетия. Сергей смотрит на Ольгу. – Даже в гражданской войне генералиссимусу не мешает знать традиции родной армии. Сергей продолжает смотреть на Ольгу. – Стратегия Дмитрия Донского, великого князя Московского Василия, Андрея Курбского, петровеликских выскочек и екатерининских «орлов» отличалась изумительной простотой и величайшей мудростью. Намереваясь дать сражение, они прежде всего «полагались боле на многочисленность сил, нежели на мужество воинов и на хорошее устройство войска». Ольга достает папироску из золотого портсигара. Сергей смешно хлопает себя «крыльями» по карманам в поисках спичек. Я не в силах остановиться. – Этот «закон победы» барон Герберштейн счел нужным довести до сведения своих сограждан, и посланник английской королевы – до сведения Томаса Чарда. Сергей наклоняется к Ольге: – Чаю хотите? И соблазняет: – С сахаром. Он роется в портфеле. Портфель до отказа набит бумагами, папками, газетами. – Вот, кажется, и зря нахвастал. Бумаги, папки и газеты высыпаются на пол. Сергей на лету ловит какой-то белый комок. В линованной бумаге лежит сахарный отколочек. – Берите, пожалуйста. Он дробит корешком Суворова обгрызок темного пайкового сахара. – У меня к вам, Сергей Василич, небольшая просьба. Ольга с легким, необычным для себя волнением рассказывает о своем желании «быть полезной мировой революции». – Тэк-с… Розовое пятно на щеке Сергея смущенно багровеет. – Ну-с, вот я и говорю… И, ничего не сказав, заулыбался. – О чем вы хотели меня спросить, Сергей Васильевич? Он почесал за ухом. – Хотел спросить?.. Чай в стаканах жидкий, как декабрьская заря. – Да… Ложечка в стакане серая, алюминиевая. – Вот, я и хотел спросить… И почесал за вторым ухом: – Делать-то вы что-нибудь умеете? – Конечно нет. – Н-да… И он деловито свел брови. – В таком случае вас придется устроить на ответственную должность. Сергей решительно снял телефонную трубку и, соединившись с Кремлем, стал разговаривать с народным комиссаром по просвещению. 31 Марфуша босыми ногами стоит на подоконнике и протирает мыльной мочалкой стекла. Ее голые, гладкие, розовые, теплые и тяжелые икры дрожат. Кажется, что эта женщина обладает двумя горячими сердцами и оба заключены здесь. Ольга показывает глазами на босые ноги: – Я бы на месте мужчин не желала ничего другого. Теплая кожа на икрах пунцовеет. Марфуша спрыгивает с подоконника и выходит из комнаты, будто для того, чтобы вылить воду из чана. Ольга говорит: – Вы бездарны, если никогда к ней не приставали. 32 Ольга формирует агитационные поезда. Юноша с оттопыренными губами и ушами величественно протягивает мне руку и отрекомендовывает себя: |