Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
Луч света сквозь толщу воды падает на черную, заросшую плесенью икону. Плесень тает, проступает лик Богородицы с младенцем. 1909 – …Боже пречистый и всея твари содетелю… – слышен голос священника. Иван и Варвара стоят у налоя. Огоньки свечей выхватывают из полумрака лица шушукающихся баб, бороду мужика, осеняющего себя крестом. Хлопает дверь, шелестят на ветру бумажные цветы на голове у невесты. – …Подаждь рабом твоим сим Иоанну и Варваре живот мирен, долгоденствие, целомудрие и сподоби я видеть чада чадов… Священник надевает медный венец на голову Варваре. Булькает вода, капающая с потолка в переполненную бадью. На клиросе переступают босыми ногами мальчишки-певчие. Один из ребятишек подставил другому рожки. Регент ухватывает его за ухо. Глядя на них, Варвара смеется. Негодующе смотрит на нее отец Еремей. И в толпе замерли. Где-то хнычет ребенок. – Устинья, унеси ты его, Христа ради! – рявкает священник. – Всю службу нарушаешь! Тихо там, Иродово семя! Он соединяет руки Ивана и Варвары. – Исайя, ликуй! Дева име во чреве и роди сына… В сарае бабы готовят постель. На доски укладывают ржаные снопы, застилают их рядном, несут перину. Тетка Чуманиха, всклокоченная, уже пьяная, обходит кровать кругом, сыплет по углам маковое семя. Стелют простынь. – Обожди, не гони… Чуманиха роется в торбе, находит яйцо и, мелко закрестив его, засовывает под перину. Из кучи подушек выбирает одну, задирает простыню. – Жопу горушкой. А то ишо промахнеть… Бабы, смеясь, укладывают подушку, приносят лохань и утирку. – Готово, матка. Все смотрят на Чуманиху. Феклуша, сестра хозяина, сухая старая дева, наливает водки, подносит с куском пирога. Чуманиха обходит постель, осеняя ее веткой рябины: – Ангеле и все святые чудотворцы, Нифонт и Мароф, Киприян, Устинья, Конон Исаврийскaй, Димитрей Ростовскай, Илья Пророк, Микола Чудотворец, Егорий Победоносец и царь Давыд, Иван и Власий и Никита Великомученик, и моя слова страшно и заговор силен, от Исусова Kряста, от Хрястовой печати, от святых помощи, отыди бес нечистай, дух проклятай на сухия древа, на мхи и болоты, от врага супостата… Бабы в страхе крестятся. В сумерках работник Гришка открывает ворота. Девки у крыльца поднимают крик: – Привязли! Привязли! Иван спрыгивает на землю, поднимая фонтан брызг. Он берет Варвару в охапку, несет к крыльцу. Появляется Баранчик с иконой в руках, Феклуша в вывороченной шубе держит блюдо с зерном. Из-за ее спины с робкой улыбкой выглядывает Евсевна, мать Варвары. Клашка, одна из девок, громко затягивает, остальные подхватывают: Золото с золотом свивалося, Жемчуг со жемчугом сокаталися, Да Иван и Варвара сходилися, За единый стол становилися. Наша-то золото поярче да полутче… Иван бросает на ступени овчину, ставит Варвару. Оба опускаются на колени. Баранчик делает в воздухе крест иконой. – Бослови Боже! Молодых осыпают зерном и хмелем. Евсевна плачет. На улице мокнут лошади, телеги. На одной волчком вертится, ругаясь, инвалид без обеих ног. Подбегают двое мужиков, подхватывают его на руки. – А ливенку-то! Они забирают гармонь и бегом тащат безногого в дом. Девки, тесно сбившиеся на дальнем конце стола, ведут нестройным хором: Мине батюшкин хлеб Есть не хочется, Его хлеб полынь пахнет, Темной горькою горчицей Отзывается… В избе стоит туман, розовый от заката. Окна облепили снаружи ребятишки и бабы. Мужик теребит парнишку-балалаечника: – Матаню давай, матаню! Феклуша снует у столов, за ней хвостом ходят две бабы, Матрена и Крячиха. – Стюдень с потрохов тута, поросеночек… Матренка, башка дурья, а курник? Курник самый и позабыли! Бабы со стоном кидаются за курником. С Баранчиком сидят солидные мужики, отец Еремей, дьякон Левонтий. – …На кой он нужон, депутат? Сидять, гутарють на казенном жалованье. А моя покамест обратно двух девок принясла… – Зямли от ей все одно не дождешься, от думы энтой… – Гнать их, дармоедов. – Прежних-то разогнали, а толку? Нешто новые лучше? – Нонешний год грех жаловаться. Уродила, дай бог… – А цана? Один убыток. – На хлебушко Господь цены строить… – строго замечает старик Лыков, осеняя себя крестом, и все вздыхают, крестятся за ним. Бабы разглядывают Варвару. – Да ты поплачь, девка, не стыдися, – советуют ей. – Слезами умоесся – сердечку-то и веселей… Варвара застыла как истукан, сложив на коленях руки, не поднимая глаз. У Евсевны интересуются: – Волос у табе, матка, темнай, а дочкя белявая, ровно чухонка. Отчегой-то? – Уж так Господь дал… – вздыхает она. У крыльца сгрудилась толпа баб и ребятишек. Поют двое нищих, им подтягивает местный дурачок Мартынка в бабьем салопе: Сохрани и помилуй, При путе при дороге, При темной при ночи, От бегучего от зверя, От ползучего от змея, Всех от скорби, от болезни, Мать пречистая царица, Святый Петр и Павел, И Кузьма со Демьяном… Слепой приземистый оборванец держится за локоть костлявого мужика с длинными, как у попа, волосами. – Чего развылися, как по покойнику? – Феклуша сует им пирогов и селедок. – Свадьба тута, гуляють… – А по такому прякрасному случаю! – наглой скороговоркой подхватывает длинноволосый. – Прикажи, хозяюшка, водочки православным божиим людям… Слепой берет стопку, кланяется, бормочет тусклым голосом: – Телесам на здравие, душам вечное спасение, грехам на прощение… – С законным браком! – орет длинноволосый. – Дай Бог хер поширше, целку потесней, штоб играла да пела, только б не скрыпела… В горнице безногий растянул свою ливенку с лихим перебором. – Матаню давай! – кричат ему. Старший сын Баранчика Егор, уже порядком пьяный, втискивается на лавку к девкам: – И-эх, красны дявицы, пирожныя мастерицы! Раздайсь, голожопыя! Они визжат, пихаются, сваливают его на пол. |