
Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
![]() – А не хошь волку на холку? – Он показал кукиш. – Баранчик-то ишо сам кому хошь рога сломить… – Да ляжьте вы, чего вам млеется! Где же вы так нахлесталися? Мутный взгляд его немного прояснился. Он поглядел по сторонам и стал вставать. – Вина дай. – Може, вам закуски какой раскинуть, с дороги-то? У меня уха доспемши… – Можно, раскинь… Варвара принесла огурцов, хлеба, достала бутылку из буфета. Он налил водки, выпил. Съел ложку ухи и отодвинул миску. – Своди меня на сенник, дух тута тяжелый. – Он глянул на Варвару и мрачно засмеялся: – Я нонче такой кус откусил, дай боже проглотить… В сарае он повалился в сено. Варвара принесла квасу, Баранчик жадно вытянул целый ковш. За распахнутой створкой был виден дед, сидевший на телеге. – Иде все? – Тетенька на кладбище собралися, мужики в трахтере, а Панькя… – Ну, поцалуй меня ради праздника и ступай. Варвара замялась. – Ну? Она опустилась на колени и чмокнула его в щеку. – Кто ж так цалует? Ты как полагается, по-нашему, по-русски. – Он ухмыльнулся: – Не чужия мы. – Да будеть вам… Варвара робко потянулась к его щеке. Он с силой дернул ее за плечи, она потеряла равновесие и упала на него. Он стал целовать ее в губы. Варвара рвалась, но Баранчик ловко перевернул ее на спину и навалился сверху. – Папаша, окститеся, пуститя! Дедушка глядять! Она закричала, чувствуя, что он задирает ей ноги, он накрыл ей рот огромной ладонью, а другой стаскивал свои портки. На мгновенье он приподнялся, рука его ослабла, и Варвара ударила его ногой в грудь. Он повалился на спину, стукнулся о камень и стал оседать. Варвара вскочила, одергивая юбку: – Батюшка, вы чего? Яков Трофимыч? Она боязливо дотронулась до его плеча, встряхнула. Шея его дернулась, как у куклы. Варвара приподняла ему голову. Темная струйка вытекла из уха. Небольшая вмятина пониже затылка сочилась розовой кровью. Дед на телеге сопел, пытаясь ухватить грушу деснами. – Дедуня, ты же видал, видал? Она рванула рубаху на груди и зашлась в крике. По улице, обгоняя друг друга, бегут Иван с Егором. Крячиха, беспрерывно говоря, старается не отставать. Толпа у ворот расступается, пропуская их в ограду. Баранчик лежал на том же месте под навесом сарая, прикрытый попоной. Панька, простоволосая, стояла над ним на коленях, царапала себе лицо, и слезы ручьем текли у нее из глаз. – И-и-и, на кого же ты сыночков своих бросил, детушек горемычных! – взвыла она, увидав Ивана. – Закрыл свои ясны глазыньки, батюшка наш родный! Иван приподнял попону, Панька, продолжая рыдать, схватила его за руку: – Не трожь… Под попоной Баранчик так и лежал со спущенными портками. Посреди двора валялась, рыдая, Варвара. Феклуша била ее черенком метлы. Двор был полон народу. – Кормилец ты наш! – кричала Панька. В руках у Егора появились вожжи, он стал ими охаживать Варвару. Иван поднялся, подошел к Егору: – Не трожь. Егор обернул разгоряченное, красное лицо: – Змею в дом привел! Убивица! И поддал ногой Варваре. Получив удар в зубы, он упал. Над ним стоял Иван с топором. Егор испугался. – Свою учи, – сказал Иван. – Энто моя баба. На дворе стало тихо. Он подошел к Варваре. Она заслонилась локтем, пряча лицо. – Ступай в дом, – сказал Иван. Она стала подниматься. Так он и шел за ней с топором в руке. Кладбище на взгорке. Отец Еремей кончает молитву, кропит усопшего. Феклушу подводят прощаться. Она валится на гроб, раскинув руки: – И-и-и! Крови-и-инушка, братец наш родны-ый! Подходит Егор. Вид у него растерянный, заметно, что он выпимши. Он боязливо целует покойника в лоб, мнется и говорит: – Дуб рухнул, дуб… Панька, опередив Ивана, вырывается из рук баб и кидается к гробу. Она покрывает поцелуями руки Баранчика, лоб, губы. – Соколик ты наш! Свет ты мой яснай! Али мы табе не холили, не привечали! Иван с каменным лицом стоит над бьющейся Панькой. Ее оттаскивают. Иван склоняется над лицом покойника, смотрит. И вдруг, стиснув зубы, прячет лицо у него на груди. Подходит Варвара. Платок закрывает ей лицо. Она нагибается, целует руку покойника, не поднимая глаз. Гроб заколачивают, берут на полотенца, опускают. Поют “Со святыми упокой”. Комья земли стучат о крышку. Домашка с презрением говорит Варваре: – Хоть бы повыла для прилику. Сноха ты али кто? Варвара поворачивает голову. Домашка невольно отпрянула – такая ненависть на Варварином черном лице с разбитыми губами. В избе сумеречно, света не зажигают. Дьякон Левонтий, перегибаясь через стол, тянет рюмку к Егору. – Ты-то, Егор Яковлич, супротив покойника пожижей будешь, – говорит один из стариков. – Как ершик против щуки… Егор ухмыляется: – Конешно, воли-то не давали, все сами. Чуть не по-ихнему, сейчас в рожу заехать… А коли бы я захотел, давно бы на своей усадьбе сидел. Уважь, говорит, старый я, сынок, имей жалость… Как не уважить? – Ты слухай, Ванькя, слухай, чего старшой гутарить. Он табе таперя в отца место, и ты должон ему виноватиться… Иван смотрит в окно. Полощутся тополя на ветру. Феклуша сидит со стариками. – Кваску бы, хозяюшка… – Здеся таперя хозяйка молодая, моя места таперя за печкей… Панька, раскрасневшаяся, снует у столов. – И, тетенька, грех вам гутарить, кому же кусок послаже да угол потеплей! Феклуша довольна, но, не утерпев, указывает: – А Мартынке кутьи не досталося… – …Врагу не сдаетца наш гордый “Варях”… – затягивает мужик. Ему напоминают: – Не на свадьбе гуляешь. Он соглашается: – И впрямь… Двор опустел. Феклуша закрывает ставни. Иван сидит на камне под навесом сарая. Подходит Егор, закуривает. – Вот она как, жисть-то повернулася, – вздыхает он. – Сироты мы с тобой, братка… |