Книга Любовница депутата (сборник), страница 42 – Сергей Бакшеев

Кассирша Люба, напротив, блуждала сейчас в своих воспоминаниях. Она вспомнила себя юной русокосой девушкой, вспомнила, как провожала будущего мужа в армию, как он впервые при всех поцеловал ее, а ей не было стыдно, а наоборот захотелось покрепче прижаться к нему и никуда-никуда не отпускать. Золотое время первых свиданий предстало в ее памяти живыми картинами, так отчетливо и ясно, что сами собой навернулись слезы. Она смахнула слезы платочком, встрепенулась; "Ой, что это я. Ведь я же на работе", уткнулась в бумаги, но в следующий момент ее глаза, поблуждав бессмысленно по колонкам цифр, потянулись, к двум счастливым фигурам, а мысли вновь устремились в прошлое, где осталось лишь хорошее и радостное.

В это время закончилась загрузка багажа. Студент вернулся в секцию и, увидев пассажира на прежнем месте, возмутился:

— Да он что, издевается над нами? Я уже все вещи загрузил, мне теперь что, выковыривать его чемоданчики обратно? А ты чего сидишь? Гони его! — набросился он на Верочку.

Но его слова потонули в беспредельной высоте Верочкиных мечтаний. Она как сидела с чуточку раскрытым ртом, уперев ладошки в щеки и устремив взгляд куда-то вверх, так и осталась сидеть. Студент лицо мечтательное личико Верочки показалось пустым и глупым. Сверкнув глазами, он устремился к пассажиру.

— Ты что, особенный! Думаешь, тебя самолёт будет ждать? — наскочил он на мужчину. — Мы автобус должны были пять минут назад отправить, а ты все стоишь. Из-за вас другие могут опоздать к самолёту. Нельзя же так, гражданин. График, срывается.

Начав говорить быстро и громко, Саша неожиданно затих и последнюю фразу договаривал совсем неуверенно. Он вдруг обнаружил, что находится в странном кругу, куда не пробиваются посторонние звуки. Будто эти двое стояли под каким-то невидимым звукопоглощающим колпаком, и он чудесным образом проник туда. Ощущение необычности происходящего заставило его забыть о гневе и посмотреть на двух взрослых людей другими глазами. И он увидел — счастливых влюблённых, которых окутывала грусть расставания.

— Можно я поеду в аэропорт на такси? — попросил мужчина.

— Нет, что вы, я уже погрузил ваш багаж. Вы должны ехать автобусом.

— А пусть вещи едут автобусом, а я сам по себе.

— Нет, так нельзя, — перебарывая желание согласиться, ответил Саша. — Если пассажир не является на посадку, его вещи досматриваются и проверяются.

Мужчина удручённо потупил голову, а потом робко спросил:

— Можно она поедет со мной, до аэропорта?

Саша в душе был на их стороне, и всё в нем стремилось им помочь, но он ответил:

— Нельзя. Автобус следует прямо к трапу самолёта… но… Клавдия Михайловна не разрешит. Контролёры могут проверить. Вы уж лучше попрощайтесь пару минут и подходите. Мы подождем.

Саша обернулся к регистрационной стойке в поиске поддержки своим словам. Верочка, Клавдия Михайловна и Люба безмолвно сидели и думали каждая о своем. В их лицах была какая-то неуловимая схожесть, какой-то чистый, ясный, добрый свет, делавший их одинаково красивыми и привлекательными. Все они понимали, что пора отправлять автобус, но разрушить прекрасное не решались.

Только шофёр, до этого спокойно читавший газету, сложил её и стал недовольно посматривать на часы.

— Пора ехать, — мрачно изрек он.

— Пара минут, — заикнулся студент.

— У меня не вертолет.

— Подожди, пожалуйста, ещё немножко. Хорошо? — попросила Клавдия Михайловна. — Пусть они хоть еще побудут вместе.

Водитель автобуса пытливо посмотрел на Клавдию Михайловну и недоверчиво покосился в сторону мужчины и женщины.

— Ладно, чего уж там, — сказал он. — Минуты три еще можно.

— А я вот смотрю на них и себя вспоминаю, — проговорила кассирша. — Такой же была, ничего не видела, ничего не слышала, только с ним хотела быть.

— Да-а, — неопределенно выдохнула Клавдия Михайловна.

— А ведь немолодые они, Клав?

— Молодые теперь без слов любить не умеют.

Некоторое время женщины помолчали.

— А он не полетит, Клав, останется, — покачав головой, сказала кассирша, — жалко только деньги пропадут, до Хабаровска билет дорогой.

Услышав про деньги, водитель очнулся, словно после дремоты и возмущённо заговорил:

— Елки-палки, из-за каких-то баб мужик должен деньги на ветер швырять.

Он поднялся и решительно пошел к пассажиру.

— Ты что, не понимаешь, что тебя околпачивают. Бабам что, глазки построили, улыбнулись, поманили, и мужик бежит за ними на цыпочках. Билет пропадет! Такие деньги и коню под хвост! Ведь надо же тебе в этот чёртов Хабаровск.

Мужчина смотрел на возбуждённого водителя и невинно улыбался. Улыбалась и женщина.

— Сейчас я подойду, — пообещал пассажир и обернулся к женщине.

Наверное, в молодости любовь обошла их стороной и сейчас, на заре зрелости, ошеломленные прекрасным чувством, они делились друг с другом неизрасходованными резервами нежности и доброты. Нежность сквозила в каждом их движении, взгляде, улыбке, мощь ее была столь велика, что они щедро одаривали ею не только себя, но и окружающих.

Это невольно почувствовал и водитель. Будучи по натуре практичным человеком, лишенным сентиментальности, он с удивлением ощутил в себе необъяснимый прилив нежности и доброты к двум незнакомым ему людям. Заметив носильщика, бесцеремонно катившего тележку прямо на них, водитель зашипел:

— Куда прёшь! Ты что, не видишь?

Носильщик вылупился на водителя, посмотрел на мужчину и женщину и, изумленно оглядываясь, объехал их стороной.

А те уже окончательно прощались. В их глазах появилась тревожная боль, но нежность не исчезла, а, напротив, стала более открытой и осязаемой. Женщина медленно, еле касаясь, проведала пальцами сверху вниз по лицу мужчины. Ее пальцы бережно скользили по его лбу, глазам, носу, губам, как бы стараясь запомнить и впитать в себя любимый образ. А он неторопливо перебирал ее волосы и целовал кончики пальцев.

Потом он крепко сжал женские плечи и замер. Казалось, в нем происходит что-то невообразимое: будто жесткая беспощадная сила тянет тело назад, а всё, что есть в человеке помимо тела, непоколебимо рвется вперед, и в этой борьбе рушится плоть, лопаются сосуды, разрывается сердце. Внутренняя борьба, как на бесстрастном экране, отражалось на его лице.

— Да что мы, не люди что ли? — выронив газету, шагнул к ним водитель. — Пойдемте, пойдемте оба, — быстро говорил он. — Поедете вместе. Разве можно так-то мучить себя. Идите за мной, место найдется.

Автобус уехал. Студент, забыв о том, что спешил уйти, потерянно стоял возле колонны. Под регистрационной стойкой остывал ненужный никому чайник, рядом ждали забытые пирожные, а три суетливые и непоседливые женщины, отработавшие напряженную двенадцатичасовую смену, сидели, подперев кулачками головы, и мечтали.