Онлайн книга «Волшебный горшочек Гийядина»
|
– Тогда Маарифу ибн Садыку следовало назвать своё творение иначе!!! – проорал взбешенный маг. – Потому что, если бы он знал, что дает имя такого ублюдка, как ты, такому чуду, как Масдай, он бы скорее распустил его по нитке!!! – Что?! – Размотал, распустил, выбросил, сжег!!!.. – Что?!.. – Развеял по ветру, и сыновьям своим запретил бы упоминать его!!!.. – Что?.. – Потому что носить одно имя с тобой… – Что… что… что… ты… сказал… – ифрит затряс чародея так, что у того зубы клацнули и голова замоталась, будто у тряпичной куклы, но остудить всепоглощающую, обжигающую боль, отчаяние и злость в сердце Агафона было уже ничему не под силу. – Потому что ему носить твое вонючее имя и имена девяти мерзавцев из твоей шайки – позор!!! – маг выкрикнул в лицо врага, замахнулся… И полетел. Через несколько секунд голова Агафона встретилась с серебряным фасадом дальнего дома. На мгновение в ней взорвались фейерверки, раскалывая хрупкий сосуд со слепящей, раздирающей нервы болью, и настала ночь. Осознание того, что он не мертв, что кроме бескрайней тьмы на Белом Свете существует и бескрайняя боль – телесная и душевная – приходило к его премудрию медленно, словно капля смолы стекала по шершавому чешуйчатому стволу к далеким корням. Последняя погоня, гибель Масдая, безумные очи короля, его огненный шар, жуткие звуки падающих стеклянных тел, снова погоня, снова Масдай, и снова звон стекла о золото тошнотворными липкими волнами накатывались на сражающийся с блаженным беспамятством мозг, каждый раз смывая остатки надежды и воли в холодную тоскливую бездну отчаяния. Масдай… Иван… Сима… Олаф… Эссельте… Селим… Яфья… Абу… Мертвы… Все… Все… Все… Господи, о Господи милосердный, почему они, почему не я… Масдай… Масдай… Масдай… Страшная дыра с пламенеющими краями, разрастающаяся на глазах, словно моровая язва, пугающий запах паленой шерсти, безмолвный крик, конвульсии, выворачивающие душу наизнанку, снова возникли в памяти, как вечное огненное клеймо, и Агафон всхлипнул и застонал, не в силах больше выносить ужасное зрелище. Масдай… Масдай… Масдай… – Масдай… здесь… – Здесь… – Не волнуйся… – Всё в порядке… Или он всё-таки умер? И попал туда, куда попадают после гибели не только хорошие люди, но и хорошие ковры?.. Или наоборот?.. Масдай здесь?.. – М…мас… д… – тихо прошептали его запекшиеся губы. – М-мас…дай… – Здесь я, здесь, Агафонюшка. Смирно лежи… – З…здесь… Как хорошо, что я всё-таки умер… – Не дождешься, – брюзгливо-заботливо пробормотал на ухо незнакомый голос. Кажется, он высказал свою мысль вслух?.. – К…кто… – Что он сказал?.. – Что он говорит?.. – Ему плохо?.. – Н-нет… м…м…не… н-не… п-пло…хо… – выдавил сипло Агафон. – М…мне… х-х… х-х… х-х-х… – Хорошо?! – радостно воскликнул женский голосок. Его премудрие прикусил язык вместе с нарождающимся словом и, не открывая слипшихся, казалось, навеки, глаз, сделал попытку утвердительно моргнуть. – Врет, – убежденно заявила другая женщина. – Человеку с таким количеством бинтов на голове хорошо не может быть по определению. Обветренные губы чародея дрогнули и поползли в невольной ухмылке. – Си…ма… – Во, оживает! – обрадовался тоже до боли знакомый бас. – Я же говорю вам, он – настоящий воин! – О…лаф… – А попить, Агафон-ага? Хотите пить? Вот, пожалуйста… И потрескавшихся губ его коснулся гладкий край чего-то, содержащего божественно-прохладную жидкость. Агафон рвано вздохнул, потянулся губами, и вода – или что там было в тонкой, как лист бумаги, фарфоровой пиале – медленно, щедро и блаженно полилась ему в рот, по подбородку, щекам, шее… Мягкая влажная ткань нежно коснулась его лба и век, стирая остатки недавних мучений, боли и слез, и он вдруг почувствовал, что сможет приоткрыть глаза. Как он и ожидал, сам, впрочем, нисколько не понимая причины своих нелепых надежд, его окружал круг расплывчатых пятен, постепенно трансформирующийся в череду знакомых родных лиц на приветливом фоне веселой светлой комнаты. – Эссель…те… Сима… Ваня… Олаф… И, с каждым новым проявившимся, физиономия волшебника озарялась все более и более широкой улыбкой. – Яфа… Абу… Кири…ан… Селим… Когда же в руках самого мощного и самого рыжего из окружавших его людей он увидел абсолютно ровный, яркий и чистый ковер, тепло помахавший ему кистями, все лимиты, отпущенные матушкой-природой на эту функцию, были моментально исчерпаны, и уголки губ, едва не упершихся в уши, безнадежно заклинило. – Масдай! Масдай… Масдай… Масдай… Но как?.. Ты же… ты ведь… Или я всё-таки?.. – Да жив ты, жив! – нежно потрепал его по плечу Иван. – А как всё это случилось… – Рассказать – ты всё равно не поверишь… – задумчиво прошелестел Масдай. – А ты… попытайся… – Обязательно! – принцесса ласково поправила подушки под его головой. – Только тебе сейчас вредно волноваться. Агафон непроизвольно гыгыкнул, и тут же пожалел об этом: голова незамедлительно отозвалась колокольным звоном гулкой боли. – Ох… – Я же говорю! – поучительно произнесла гвентянка. – А по-моему, ему надо все рассказать сейчас, – покачал головой Иван. – Если мы не хотим, чтобы он умер… – загробным голосом поддержала его Серафима. – Ой… – прижала к щекам руки Эссельте. – …От любопытства, – так же серьезно договорила царевна. Друзья его переглянулись, пожали плечами, и согласно кивнули. – Кто будет рассказывать? – Наверное, я… – снова прозвучал откуда-то из-за его головы уже знакомый незнакомый голос, послышались шаги обходящего его кругом человека, и в поле зрения его премудрия появился старик-сулейманин. Удивление, отразившееся на бледной физиономии мага, наверное, было таким выразительным, что в озвучивании не нуждалось, и поэтому дед, опустив глаза и пригладив ладонями бороду, заговорил первым. |