Онлайн книга «Волшебный горшочек Гийядина»
|
– Ну что ж, теперь всё в порядке, все довольны? – благодушно обозрев плоды своих трудов, вопросил Маариф. Кто сказал, что на риторические вопросы ответов не бывает? Этому простаку не мешало бы посетить гарем Ахмета Амн-аль-Хасса. – Как это – всё в порядке? – Как это – все довольны? – Я недовольна! – И я! – И я! – Мои платья!.. – И шаровары!.. – И юбки!.. – И туфли!.. – Намокли! – Сгорели! – Порвались! – Помялись! – Туфли?!.. – Платья, Самиха! Не прикидывайся, что ты глупее, чем ты есть на самом деле! – Сама дура, Вафа! А твои платья в таком виде даже красивее, чем раньше – потому что с такой пошлой безвкусицей что ни делай – всё улучшение! – Это у меня-то нет вкуса?! – Это у меня-то нет?! – А ты тут причем, Абла?! – А притом, что у меня было такое же платье, как у нее! – И вовсе не такое, и даже не похожее! – А вот и такое, такое! – Да твоя дешевая имитация вамаяссьского шелка… – Это у меня-то имитация?! – Это у меня-то дешевая?! – Я не про тебя говорю, Ясмин! – Как не про меня, если у меня такая же ткань, только зеленая, и на юбке?! – У тебя нет шелковых юбок! – Есть! – Нет! – Есть!!! Это у тебя, может, юбка всего одна. Да и та из мешковины… – Это у меня-то?! – Нет, у Зайны! – Причем тут моя юбка?! – А причем тут ты?! – Ты на свои лохмотья погляди! – Причем тут я?! – А притом, что ты сама дешевая! И пошлая!! И глупая тоже!!! – Это я-то глупая?! Я?! Я?!.. – Ты!!! – Зато я самая красивая! – Это ты-то?! Ты-то?! Ты?!.. Крокодил без паранджи!!! – А ты и в парандже – лягуша сушеная!!! – А ты… – Премудрый Сулейман… – жалостливо захлопал пушистыми ресницами и тоскливо обнял голову руками Ахмет. – Тот, кто придумал, что приличные калифы должны иметь не меньше семидесяти наложниц, да получит их всех на том свете!.. – Да… Пожалуй, опять шумновато стало… – согласно покачал головой старый маг, задумался на несколько секунд, то ли прислушиваясь к ходу быстро разрастающейся до размеров глобального конфликта мелкой ссоры, то ли вспоминая что-то, развел руки в стороны, и вдруг резко и беззвучно свел ладони. И гомон пропал. Вместе с женщинами. Амн-аль-Хасс охнул от неожиданности, растерянно оглядел опустевшие хоромы, и гневно суженными очами уставился на старика. – Какое ужасное проклятье ты послал на их невинные головы, о злобный сын порока?! Немедленно исправь!!! – Отпусти горлицу переживания в небеса спокойствия, о заботливейший из мужей. Ужасное сейчас произойдет, скорее, с твоей казной, чем с ними, – утешительно похлопал ибн Садык возмущенного калифа по пухлому плечу. – Я всего лишь отправил их в поход по городским лавкам. Они же сами жаловались, что все их наряды испорчены. А вы, наконец-то, сможете степенно посидеть в тишине и вдумчиво поговорить обо всем. – Посидеть?.. Поговорить?.. Ах, да! Поговорить! И взор окончательно пришедшего в себя калифа, перестав возбужденно метаться, остановился и будто прилип к съежившейся под цветастым полотенцем фигуре Абуджалиля. – И начнем мы по порядку, – вперились его глаза как два коловорота в бледного, на грани то ли обморока, то ли спонтанной телепортации чародея. – Прошу загадочных гостей извинить вашего скромного слугу, но есть на Белом Свете вещи, не терпящие отлагательств… И не успели загадочные гости подивиться прозорливости его величества насчет нависшей над миром опасности, как Амн-аль-Хасс грозно продолжил: – …И, во-первых, мы имеем в виду поведение вот этого недостойного существа, сына гиены и гадюки, обласканного нами, осыпанного милостями и почестями, и отплатившего нам за это черной неблагодарностью! – Кого? – уточнил озадаченный отряг. – Вот этого… распоясавшегося… и расстегнувшегося… распустившего руки… и раскатавшего губы… бесстыжего… фокусника… с позволения сказать… который посмел попробовать прикоснуться… к… к… как там тебя… неважно… к нашей законной наложнице! А после еще и искупаться с ней в одном бассейне!.. – И что же в этом такого? – воинственно прищурилась на Ахмета Эссельте. – А, во-вторых, – не обращая внимания на вмешательство принцессы, продолжил пылающий праведным возмущением калиф, – вот этой… женщины… злоумышлявшей колдовством лишить своих подруг самого драгоценного, что есть на Белом Свете – расположения их единственного и неподражаемого повелителя! – Ишак плешивый им подруга, – Яфья обжигающе зыркнула из-под опущенных ресниц на самое драгоценное. – Она раскаялась! – заглушая ремарку, поторопилась громко заявить гвентянка. – Она поступила так, потому что ты не обращал на нее внимания! Игнорировал! Унижал ее женское достоинство безразличием и равнодушием! И поэтому обвинять тут надо не ее!.. – А Абу вообще не виноват! – поддержал ее Иван. – Он спасал Яфью! – Рискуя жизнью, между прочим! – горячо вступил Агафон. – Он плавать не умеет! Я помню, как два года назад он в речку Пардонку с мостика свалился, так едва всей Школой выудили и откачали! А там и в половодье глубины больше метра отродясь не было! – А Яфью, откровенно говоря, ты сам спасать должен был, если уж такой щепетильный! – сурово нахмурился Кириан. – Голосуем… – гнусаво-скучным голосом проговорила Сенька. – Кто за то, чтобы свалить всю вину за свистопляску с кообом и за оставление в беспомощном состоянии вверенной ему законом наложницы Яфьи на Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса, поднимите руки… опустите руки… сто процентов голосов… – Но я еще не успел поднять! – растерянно привстал Олаф. – Засчитано… Сто десять процентов… Кто против? – Мы! – ошалело, с видом гроссмейстера, обыгранного подчистую по правилам крестиков-ноликов, [72] выпалил калиф. – Подсудимому слова не давали, – строго прогундосила царевна. – Минус двадцать процентов. Итого, с суммой сто пятьдесят процентов голосов Яфья и Абуджалиль оправданы… – Я не согласен!!! – С чем? |