Онлайн книга «Сильные. Книга 1. Пленник железной горы»
|
Случилось чудо: Зайчик смутился. – Виноват, – он потупил взор. – Больше не буду. – Точно? – Ага. – Точно-точно? – Ну сказал же! – Ладно, на первый раз прощаю. Из-за чего сыр-бор? – Из-за Нюргуна. Юрюн нам про него все уши прожужжал. Хотели посмотреть… – Хотели? Лицо Айталын затвердело деревянной маской. Мне аж страшно сделалось. – Ну да… – Идите за мной. В дверях «можжевеловой» спальни близнецы встали, как вкопанные. Будто на стену наткнулись. Айталын укрыла Нюргуна двумя одеялами – одного не хватило – но все равно зрелище было не из приятных. Огромная лапища безвольно свисала до самого пола. Торчала желтая заскорузлая пятка. Мокрые волосы закрыли лицо. И храп, словно Нюргуна душили злые духи. – Спит? – охнула Жаворонок. – Спит. – Давно? – Четвертый день. – Будить пробовали? – Пробовали. Не просыпается. – Водой обливали? – Целое озеро извели. – И что теперь делать? Кюн с детской надеждой смотрел на Айталын. – Не знаем. А кто знает? – Наш отец! Он все знает! Когда Жаворонок помянула отца, Зайчик скривился, как от оскомины. – Эй, боотур! – Айталын повернулась к парню, уперла руки в бока. – Давай, выручай! Скачи за отцом! На него одна надежда. На него – и на тебя. – Я… Я поеду! – Молодец! – Прямо сейчас! Поскачу! Ветром, стрелой! – Мужчина! Защитник! – У меня конь знаешь, какой быстрый? Я отца привезу! Он разбудит! Попроси Кюна я – уперся бы рогом, бычок. Он на отца дуется, обиды копит. Уломал бы я Зайчика? Конечно, уломал бы, он парень славный, когда не бесится. Но попотеть бы пришлось – ой-боой! А тут раз, и готово! Вот что значит – человек-женщина. 2. Трудно мне с женщинами
– Как в юрте, – говорит Жаворонок. Я киваю: – Ага. Айталын молчит. Мы сидим у меня в спальне. Пахнет сосной. Мы с Айталын – на полу, скрестив ноги; Жаворонок – тоже на полу. Мы уступили ей ложе, как почетной гостье, но дочь дяди Сарына присела на краешек, поерзала и слезла к нам. В соседней спальне храпит Нюргун. – В юрте тесно, – Айталын решает присоединиться к разговору. – В юрте воняет. В юрте горит очаг. Это разве очаг? – Ага, – невпопад отвечаю я. То, что я назвал очагом, а моя сестра – не очагом, выглядит как ребристый поднос из красной меди. На нем горит крохотный костерок из щепок. Костер соорудила Жаворонок. Света очаг, который не очаг, дает мало, тепла, считай, и вовсе не дает. Тепло нам не нужно. Лишний свет – тоже. Мне нравится. – Что ага? Что?! Ага ему… Айталын злится. Бьет кулачком в ладонь: – Я предлагала сесть на кухне. Нет, уперся: спальня, спальня… – На кухне, – Жаворонок улыбается. Мне не нравится ее улыбка. Обычно нравится, а сегодня нет, – он бы не усидел. Извертелся бы вьюном. Все время бегал бы смотреть, спит ли его драгоценный Нюргун. Вдруг проснулся? Перевернулся? Обмочился?! А тут он сидит, как миленький. Отсюда он его чует. Он – это я. Нет, он – это Нюргун. Что-то я запутался. – Чуял бы из кухни, – Айталын сама вроде костра на подносе. Слова Жаворонка – щепки, которые летят в пламя. – Я бы брусничника заварила, или дёмхеня [51] . Масло есть, сливки. Попили бы горяченького. Ну чего ты, чего? За Кюна переживаешь? Доедет твой Кюн, ничего с ним не станется. Ты – это тоже я. Ну, для сестры. – Я не переживаю. Что с ним, с боотуром, сделается? – Что? – взвивается Жаворонок. И с невообразимой высоты падает на меня клювастым, когтистым беркутом. Прошибает темя насквозь: – Что сделается с моим братом? Да что угодно! Вылезет из-под земли адьярай, даст палицей по башке! – Это Кюну? – меня берут сомнения. – По башке? – А что? Обычное дело! Кажется, меня передразнивают. – За своего брата он трясьмя трясется! А за моего – не допросишься! Волк нас заешь, молния убей – ему плевать! Умри мы – на похороны не дозовемся! А еще жил у нас, мясо ел, молоко пил… – Много выпил? – ядовито интересуется Айталын. Во мне прячется мастер игры на хомусе. В груди? в животе? в пояснице?! Он дергает гибкий язычок, и хомус дребезжит, подвывает, повизгивает. Мешает расслабиться. Все хорошо, спокойно, тихо, но чудится, что рядом со мной полным ходом идет драка. Хрясь! тресь! бац! Драка идет без меня, и в то же время за меня – или из-за меня. Что я вам сделал, глупые девчонки? Чего вы грызетесь? Дядя Сарын, приезжай побыстрее, а? – Ты из-за брата не женился? – Жаворонок сегодня не в духе. Волосы падают ей на лицо, она отбрасывает их резким движением. – Из-за него, да? – Из-за тебя, – огрызаюсь я. Она замолкает. Она перестает дышать, а потом дышит часто-часто, словно я саданул ее под ложечку. Я уже жалею, что брякнул, не подумав. – Из-за меня? – наконец спрашивает Жаворонок. – Почему? Голос ее дрожит. – Боюсь, – объясняю я. – Ты же кого угодно в могилу сведешь. Лесного деда, боотура, горный утес! Чурбан березовый! Я как представлю жену вроде тебя, так в пот бросает. В холодный, между прочим! А тут еще Айталын… Бр-р-р! – Дурак! Ну, это они обе. Хором. – Врет, – говорит Айталын. – Врет, – соглашается Жаворонок. Девчонки тычут в меня пальцами, чтобы сразу было ясно, кто врет. – Папа сказал, – Жаворонок откидывается спиной на край застеленного ложа. Умащивает затылок, глядит в потолок, словно там собрались все чудеса земли и небес, – что ты хочешь не просто жену. Ты хочешь жену-боотуршу. Чтобы Кузня и все такое. Они редкие, особенные. Их можно любить целую зиму напролет! Без перерыва! Ты ее еще не нашел, вот и ходишь холостой. Молчишь? Я молчу. – Ну, молчи, молчи. Я молчу-молчу. – А я все равно знаю. Понял? Маленькая ты еще, шепчу я ей. Так шепчу, что никто не слышит. Что ты можешь знать о мужчинах и женщинах? А вот и знаю, отвечает она. Или я воображаю, что Жаворонок мне отвечает? Разговор без слов, настоящий или выдуманный, мне не нравится. Я умолкаю. Я вспоминаю. Это случилось шесть, нет, семь лет назад. Сестра Кустура сама зазвала меня в юрту. Кроме нее, там никого не было. Сама разделась, сама потянула меня на шкуры. Я не сопротивлялся. Смешно, правда? Я, боотур, не сопротивлялся. А сумел бы! В висках лупили топоры: обухами, а вскоре – лезвиями. Я плохо соображал, что делаю. К счастью, у Кустуровой сестры имелся опыт. Сперва у меня получалось не очень, а потом – очень. Так очень, что она начала кричать. Я не остановился. Белый Владыка, как она кричала! Мне повезло: на крики прибежал Мюльдюн. Он стянул меня с несчастной, выпихнул из юрты, и мы подрались. В полсилы, недолго, потому что я быстро усох и начал думать головой, а не тем, что болтается между ногами. Повезло и Кустуровой сестре: она выжила. Даже замуж вышла, в следующем году. Детей, правда, нет, но тут уж я не виноват. |