
Онлайн книга «Отец мой шахтер (сборник)»
Виктора Васильевича действительно было трудно узнать. Он стал высоким и нескладным, потому что был теперь не в полушубке, а в длинном, сантиметров на десять ниже колен, старомодном пальто с широким простроченным воротником, здорово побитым молью, и накладными карманами с клапанами. Виктор Васильевич развел смущенно руками и стоял так, как нелепый манекен. Виталий ничего не понимал. – По дешевке мужик продал, за четвертной, – объяснил Виктор Васильевич. – А где дубленка? – А нету шубы, уплыла, – бесшабашно ответил Виктор Васильевич. – Чуть с руками не оторвали. – И прибавил: – А теперь пойдем твой подарок покупать. – И он протянул стопку десяток. – Да вы чего?! – закричал, пятясь, Виталий. – Чего? – не понял Виктор Васильевич. – Да не нужны мне ваши деньги! Что я, нищий! Это я просто у отца не захотел просить… Дубленку продал!.. Нашелся родственничек… Виталий резко повернулся, чтобы уйти, но Виктор Васильевич схватил его за руку, удержал. – Да отвали ты! – вырывался Виталий, но Виктор Васильевич держал крепко. – Па-па-пагоди, па-аслушай, – неожиданно заикаясь, заговорил он. – Мне ведь от тебя, Виталь, ничего не нужно… Я попросил день этот с тобой походить, объяснил все, ты согласился. Я понимаю – у тебя свои дела. Но ты ж меня тоже понял! Ходишь со мной, разговариваешь… Ты молодой еще, ничего в жизни не знаешь. Думаешь, это для девушки твоей или для тебя? Это для меня подарок! Дарить подарки приятнее, чем получать, ты такого не слышал ни разу? А деньги что? Думаешь – это для меня деньги? Знаешь, сколько я там получаю? Да я тысячи получаю! А за шубу отчитаюсь как-нибудь, – прибавил он уже сам себе, видимо вспомнив вдруг, что полушубок – казенный. Виталий молчал. – А ты запомни, запомни – дарить подарки приятнее, чем получать! – горячился Виктор Васильевич. Они вышли на площадь Свободы, которая стала теперь довольно живой: торопились во все стороны люди, гудели машины, сюда доходил грохот поезда, по-прежнему разносились из репродукторов марши, мигали электронные часы на проходной комбината. И вдруг сверху, с Каляевской, ударил такой ветер, что все остановилось. И воронье, ветром сметенное, исчезло с верхушек тополей. И репродукторы замолкли. И поезда затихли. И на часах даже, кажется, вспыхнули нули. И Виктор Васильевич с сыном остановились, ошарашенные, захлебнулись ударом холодного воздуха, наклонились навстречу ветру, набычились. А ветер давил и давил, взметая волнами холодную, со льдом пыль. И тогда они разом повернулись к ветру спиной и, быстро глянув друг на друга, пошли дальше. На Филяндию теперь шли весело. Время от времени Виталик прикладывал ладонь то к одному уху, то к другому, грея их. Виктор Васильевич косился на него недовольно и наконец не выдержал: – Ты б не модничал… Без шапки ходишь… – А я не модничаю, – с независимым видом спокойно ответил Виталий. – Может, мою поносишь пока. – Виктор Васильевич снял с головы шапку, но Виталий мотнул недовольно головой и даже отошел в сторону. Виктор Васильевич подержал шапку в руках, раздумывая, куда ее деть, и вернул на свою лысеющую голову. Потом сунул руки в карманы пальто и заговорил громко и шутливо: – Ты, Виталь, в своем городе, прямо как шпион. От ребят прячешься, от милиционера прячешься… – Да это наш участковый Бобылев, – неохотно объяснил Виталий. – Это он из‑за Матроса все… – Из‑за какого матроса? – не понял Виктор Васильевич. – Да есть один, – хмурился, не желая объяснять, Виталий. – Матрос – кличка… – Ну и что? – Я ему… – Виталий замолчал, не зная, какое здесь сказать слово. – По ушам дал? – помог Виктор Васильевич. Виталий улыбнулся, посмотрел из‑за плеча на Виктора Васильевича, кивнул. – Что, сильно так, раз милиция… – Да не очень… – поморщился Виталий, – нормально… Это его пацаны меня ловят, а сам дома сидит, ха, свет не включает… – Почему? – не понял Виктор Васильевич. – А зачем, – с улыбкой сказал Виталий, – ему фингалы светят… – Он хохотнул коротко и самодовольно. – Хоровод? – спросил Виктор Васильевич. – Ага, – кивнул Виталий. – Это что ж такое, не знаю… – А, – махнул рукой Виталий, не желая вдаваться в подробности. – В общем – там падать нельзя… Виктор Васильевич кивнул: – Падать нигде нельзя. И никогда… – И обратился к сыну с еще одним вопросом: – А чего это Бобылев на меня показывал? – Да спрашивал – кто такой… – А ты что? – Говорю – родственник с Самотлора приехал… – А он… поверил? – Не знаю… Виктор Васильевич помолчал немного и снова спросил: – Это ты поэтому меня родственничком назвал… тогда, на площади… – Ну, – кивнул Виталий. – А старый у вас участковый… – Старый, – согласился Виталий, но тут же спросил с интересом: – А вы чего, заикаетесь? – Когда волнуюсь, редко очень, – глядя вперед, быстро и недовольно ответил Виктор Васильевич. Виталий мотнул головой, усмехнулся чему-то своему. На Филяндии все было по-прежнему. Виталий побежал к домику с крыльцом-зеброй, а Виктор Васильевич подошел неторопливо к пенсионеру. Тот озабоченно крутился вокруг свиньи, распростертой на подложенных под спину широких досках. Рядом стояла загашенная паяльная лампа. Резко пахло бензином и приятно – паленой щетиной. Одна половина хрюшки была смоляно-черной, другая, обработанная уже, была чистой, желтоватой, светящейся изнутри. Пенсионер выплескивал из ведра на черноту горячую, с космами полупрозрачного пара воду и, раскорячившись, тщательно соскабливал черноту штыком, держа его одной рукой за ручку, а другой – за обмотанное тряпкой острие. Обработанная, в глубоких черных морщинах морда свиньи застыла в блаженной улыбке, словно это и был самый счастливый ее миг. От пролитого кипятка земля вокруг оттаяла, налипала на калоши, мешала работать, но пенсионер этого не замечал. Он громко и часто сопел от усердия так, что слышал даже Виктор Васильевич. Мальчик стоял рядом, на сухом, и, не двигаясь, смотрел то на своего деда, то на хрюшку. – Ну, как дела? – весело спросил Виктор Васильевич. – Нормально, – буркнул в ответ пенсионер, на секунду отрываясь от работы и вытирая вспотевший лоб рукавом. Он не узнал Виктора Васильевича, вновь принялся скоблить мягкое свиное брюхо, но тут же вспомнил. – А, это ты? – удивленно привстал он. – Ты ж вроде по-другому был одет. В шубе, что ль?.. |