Онлайн книга «Отец мой шахтер (сборник)»
|
Аня улыбнулась: – Сегодня утром по дороге на фабрику. – Так это были вы?! – обрадованно воскликнул Иван. – Продолжаю знакомство! – вмешался Аркаша. – В старые времена считалось, что города стоят на сорока праведниках. Но то было в старые времена, теперь с праведниками напряженка… – Напряженка, – повторил Иван новое слово. – Напряженка, – продолжил Аркаша. – Да и городок наш маленький… Я авторитетно заявляю, что Васильево Поле держится на этих хрупких плечах… – Аркаша, – попросила Аня. – К тому же, – продолжил Аркаша, – она лучший художник фабрики, общественный директор нашего музея, а также, как и вы, поклонница творчества Иконникова. Да и еще – примерная жена. – Аркадий, – попросила Аня, в голосе ее появилась жесткость. Аркаша умолк. – Иван, – представился гость. – Аня. – Анна? – Аня. – Анна. И они одновременно засмеялись. В самом конце рабочего дня Аня и Иван отправились в фабричный музей. Они быстро шли по длинному коридору, а рядом двигался Аркаша, держа в вытянутой руке диктофон. – Скажите, а это правда, что вы написали письмо Горбачеву? – спросил он. – Письмо Горбачеву? – удивился Иван. – Я позвонил конгрессмену от нашего штата и попросил помочь. А конгрессмен обратился к Горбачеву, когда тот был в Америке. – Чёрт побери! – воскликнул Аркаша. – Какому мне позвонить конгрессмену? Аня недовольно хмурилась. – И последний вопрос. Как вы думаете, когда перестройка начнет приносить плоды? Иван задумался и, улыбнувшись, ответил: – Лично мне она их уже принесла. Теперь задумался Аркаша и, чуть погодя, захохотал. Следом засмеялся Иван: – Благодарю! Тэнк ю вери мач. Интервью читайте в ближайшем номере! – Он хотел сказать что-то еще, но Аня остановила: – Аркаша… Аркаша поднял вверх руки – как бы сдаваясь, попятился, споткнулся, чуть не упал и побежал по коридору в другую сторону. Иван удивленно посмотрел ему вслед. – Он хороший, – объяснила Аня. – Хороший… Просто он устал. Генка проходил по фабричному двору, когда в окне музея что-то коротко вспыхнуло. Вспыхнуло и погасло. Генка остановился – озадаченный и заинтересованный. А там снова вспыхнуло. Вспыхнуло и погасло. И Генка, ясное дело, подошел ближе и заглянул в низкое окно… И лучше бы он этого не делал. Потому что тот американец его, Генкину, законную жену фотографировал. – Не понял… – сказал сам себе Генка. Вообще-то, понимать особенно было нечего. Американец фотографировал платки, которые Аня держала поочередно в вытянутых руках. Но Генке все равно это очень не понравилось, и он сделал вид, что не понимает – что там такое происходит. Потом они стали о чем-то разговаривать, стоя очень друг к другу близко, теребя в руках то один, то другой платок и фактически друг до друга дотрагиваясь. – Этот платок называется «Весна Священная», – сказала Аня. – Стравинский? – Да, Павел Тимофеевич тогда очень любил этого композитора. А этот… – Аня немного смутилась, – …«Любовь». Шутливый узор, видите? Тогда на фабрике работала девушка Люба, очень смешная и очень славная. И Павел Тимофеевич посвятил ей эту работу. А это… – Аня вздохнула. – Это «Кайма». – «Кайма»? – удивленно повторил Иван. – Да… Видите, черное поле и золотая кайма с очень тонким и красивым узором… У Павла Тимофеевича тогда умерла жена, и он сделал этот платок. Черное поле, он говорил, это – жизнь, а золотая кайма – смерть. Но тут я с ним не согласна. – Анна, вы так говорите, как будто знали Иконникова лично, – с улыбкой проговорил Иван. Аня улыбнулась: – А я его и сейчас знаю. То, что увидел Генка дальше, было ужасно. Американец выпучил глаза, закричал что-то, а потом взял Аню за руки. – Да вы чего, озверели? – спросил Генка и отвернулся. Когда Аня вошла в комнату, Генка сидел перед телевизором и смотрел программу «Время». Горбачев встречался с народом, и Генка сидел и смотрел. Аня улыбнулась. – Добрый вечер, – сказала она, но Генка продолжал смотреть телевизор. Аня посмотрела на него удивленно и спросила: – А почему ты меня не подождал? Что-нибудь случилось? Генка молчал и смотрел телевизор. Аня устало вздохнула, присела на маленький диванчик у двери и стала удивленно смотреть в Генкин затылок. Теперь не только он, но и она молчала – говорил один Горбачев, и этого Генка вынести уже не мог. Он вскочил, выключил телевизор и, повернувшись к жене, гневно и страстно вопросил: – Зачем он тебя фотографировал?! Аня не сразу поняла, о чем идет речь. – Он не меня фотографировал, а платки, – объяснила она после паузы. – Видел я, какие платки он фотографировал! Он тебя фотографировал! – Он не меня фотографировал… – Видел я, кого он фотографировал! Зачем он тебя фотографировал? (У Генки получалось – «фоторафировал».) – Гена, он фотографировал не меня. – Видел я, кого он фотографировал! Зачем он тебя фотографировал? – Ты видел и не зашел? – удивленно спросила Аня. – Если бы я зашел, я бы его там убил! А я не хочу сидеть… из‑за какого-то козла американского! – Гена, ты подсматривал? – удивленно спросила Аня. – Я не подсматривал, я смотрел! – возмущенно закричал Генка и прибавил трагически, переходя на шепот: – Как мою жену… фотографируют… Аня улыбнулась: – Гена, какой ты смешной. И не кричи, пожалуйста. Ты разбудишь ребенка. – Да, я смешной! – нервно засмеялся Генка. – Я в кювет влетел. Чуть не перевернулся! В Аниных глазах возник испуг, она инстинктивно поднялась и сделала шаг к мужу, но он, останавливая ее, выставил вперед ладонь: – Не надо! Этого не надо! Аня остановилась. – А зачем он брал тебя за руки? Тут Аня действительно смутилась, и это не ускользнуло от Генки. – Брал! Я видел! Я все видел! Аня снова улыбнулась: – Ты видел, но ничего не слышал. Если бы ты слышал… – А мне не надо слышать! Знаешь такую поговорку: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать»? Взял за руки и держал! Чужую жену! Это в Америке, может, можно, а у нас… |