Книга Фантомная боль, страница 45 – Арнон Грюнберг

— Надеюсь, что твои пациенты будут хотя бы немного держать себя в руках и воздержатся от суицида, — сказал я в такси по дороге домой.

На следующий день мы, как всегда, вместе отправились в кофейню.

— Что здесь произошло? — удивилась Сказочная Принцесса.

Кофейня стала похожа на цветочный магазин. Везде стояли розы: на столах, на прилавке, на холодильнике, даже на аппарате для варки эспрессо были розы.

— Наверно, у кого-то был день рожденья, — сказал я и уткнулся в газету.

Сказочная Принцесса заказала Эвелин два капуччино. Получив их, она взяла такси и уехала. Через пять минут Эвелин подошла к моему столику.

— Спасибо тебе за подарки, — сказала она.

В то утро волосы у нее были распущены. Обычно она подбирала их наверх, в гигиенических целях.

— Я рад, — ответил я.

— Мой капуччино все такой же невкусный?

— Хуже не бывает, — ответил я, — твой капуччино еще никогда не был таким гадким, как сегодня.

Было полчетвертого утра, я сидел в баре казино «Бэйлиз» и пил двойной эспрессо с плохо взбитым молоком, тем временем в номере наверху спала Ребекка. Моя жена в Цюрихе ехала на машине в сторону аэропорта, а где сейчас находилась Эвелин, было вообще неизвестно.

Ко мне подошел Петер.

— Еще один эспрессо? — предложил он. — Кстати, как тебя зовут?

— Роберт. Да, я бы выпил еще один эспрессо, только ты не мог бы взбить молоко получше?

— Я постараюсь.

— Ага, постарайся взбить его как следует. Здесь сейчас нет ни души, так что сделай все так, как полагается, не торопись.

Через некоторое время он принес мне чашку эспрессо и более-менее прилично взбитое молоко.

— Ты занимаешься компьютерами?

Я внимательно на него посмотрел. Его лицо покрывал легкий загар. Я прикинул про себя, красивый ли он мужчина и откуда родом могут быть его родители.

— Компьютерами? Скажешь тоже! Я пишу поваренные книги.

Я стал размешивать в кофе кристаллики тростникового сахара. Моя мать считала, что тростниковый сахар продлевает жизнь.

Петер, похоже, не испытывал особого почтения перед авторами поваренных книг.

— Поваренные книги, — сказал он, — что ж, это неплохо.

— Это позволяет платить за квартиру, — во всяком случае, до сих пор это позволяло мне платить за квартиру. С поваренными книгами ведь никогда не знаешь, на сколько тебе хватит.

— Квартплата, — задумчиво повторил Петер. — Одно время я жил в автомобильном фургончике. Но это тоже не выход. Ты здесь в отпуске?

Я уже хотел было ответить «да», но тут мне вдруг пришло в голову, что моя жизнь стала похожа на приморскую деревушку, в которой мне известен каждый камень.

— В отпуске? Да не совсем. Я сейчас в процессе ухода от жены.

— В процессе?

— Да, я этим активно занимаюсь.

— А она знает, что ты сейчас этим активно занимаешься?

— Пока что нет. Она сейчас летит на самолете.

Петер добавил в мой эспрессо еще немного взбитого молока. Он ничего не смыслил во взбитом молоке. Принцип его взбивания еще не отложился как следует в его башке.

— Этот вид кофе называется мачиато, — сказал я.

— Я тоже иногда задумывался о суициде, — промолвил Петер.

Господи Иисусе, и здесь то же самое!

— Я не говорил, что задумал самоубийство, я только сказал, что нахожусь в процессе ухода от жены. А это не одно и то же.

— Я вот тоже говорю, что иногда об этом задумывался.

— Говорят, что самоубийство — это окончательное решение временных проблем, — промолвил я после паузы, — но это не для меня. Мне не нравятся окончательные решения.

— А если окажется, что проблемы не временные?

Никакой он был не бармен, а потенциальный клиент Сказочной Принцессы.

— Послушай, — сказал я, — в этом деле я не особо разбираюсь, вот моя жена — да, она в этом хорошо разбирается, она все об этом знает.

— О чем?

— О самоубийстве.

— И ты действительно хочешь от нее уйти?

— Да.

— Потому что она все знает о самоубийстве?

— Да, возможно, поэтому.

— Я тоже не мог бы жить с женщиной, которая все знает о самоубийстве. Тебе сделать еще эспрессо?

— Нет, спасибо, я уже и так хватил лишку.

— Может, кока-колы?

— Нет, спасибо, ничего не нужно.

Он наклонился ко мне и прошептал:

— Каждый должен пройти через определенную фазу.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сказал. Каждый должен пройти через определенную фазу. Одно время я жил на улице, это была стадия, через которую я должен был пройти.

— Ты что, считаешь, что мне надо пожить на улице?

— Ничего я не считаю. Я только вижу, что ты сидишь здесь один, и я чувствую, что тебе плохо, — такие вещи чувствуешь, после того как сам пройдешь через разные фазы.

— Я ведь только сказал, что я занят уходом от жены, а ты заговорил про самоубийство. Откуда я знаю почему. Наверное, потому, что ты абсолютно не разбираешься во взбитом молоке. Скорей всего, поэтому.

Я чересчур разговорился. Обычно я никогда так много не разговариваю с посторонними. Причиной могла быть моя усталость, плохо взбитое молоко или эспрессо. Или мысль о том, что в скором времени я, возможно, потерплю поражение от себя самого. Жизнь подкинула мне вопрос, на который я не мог найти ответа.

Петер взял тряпку и начал протирать стойку.

— Что ты имел в виду, сказав про взбитое молоко?

— Только то, что ты ни черта не смыслишь во взбитом молоке. Через эту фазу тебе еще предстоит пройти. Через фазу взбитого молока.

— А ты что, хочешь сказать, что разбираешься во взбитом молоке? Это потому, что ты составляешь поваренные книги?

Я рассмеялся. Его тон становился развязным. А чего еще ожидать, если ты в баре один?

— Я знал женщину, которая очень хорошо разбиралась во взбитом молоке. И если я говорю «очень хорошо», это означает «очень хорошо».

— Это та, которая знает все про самоубийство?

— Нет, другая.

Он загнул палец, за ним второй:

— Итак, ты знаешь женщину, которая знает все про самоубийство, и еще ты знаешь женщину, которая очень хорошо разбирается во взбитом молоке.

Я кивнул.

— Непростое положение, — покачал головой бармен. — А что это за женщина, с которой ты был здесь вчера?