
Онлайн книга «Фантомная боль»
— Это еще одна. Я познакомился с ней в музее. У нее некрасивые руки. Сейчас она наверху, спит у меня в номере. Петер положил мне на блюдце печенье. — Ешь, — сказал он, — я не отпущу тебя, пока ты как следует не поешь. Я съел печенье. До чего повелительный у него тон! Вначале меня затошнило, потом я расплакался. Тошнота накатывала волнами. В ту ночь тошнота накатывала вперемежку со слезами. — Ты должен пройти через разные фазы, — произнес Петер таким голосом, словно выступал по радио. Он положил свою руку мне на запястье, но тут уже я взорвался: — Послушай, говнюк! Не собираюсь я проходить ни через какие фазы! Единственное, чего я хочу в данный момент, это чтобы ты научился как следует взбивать молоко! Но он ответил: — Не больно-то ты меня испугал. Я видал ребят и покруче. * * * После того как моя жена, прихватив два капуччино, а иногда еще вдобавок и круассан, уходила из кофейни, ко мне подсаживалась Эвелин и закуривала сигарету. С той минуты мне было уже не до чтения. Каждый день она все больше распускала волосы и каждые два дня красила ногти в другой цвет. Моя жена удивлялась: — И что эта баба вытворяет со своими волосами? — Подумаешь, — отвечал я, — может, у нее появился новый любовник, капуччино ведь она от этого готовит не хуже. — Да, — соглашалась моя жена, — это, конечно, самое главное. Старшего сына Эвелин звали Жозе, но она сокращенно звала его Же. А младшего она называла просто «малыш». У нее был джип, свою машину она тоже называла «малыш». Как-то раз она призналась: — Я всегда читаю газеты, которые ты здесь оставляешь, чтобы узнать, о чем ты думаешь. Она стала писать мне на счетах записки детским почерком, вместо точки она рисовала над i кружочек. В записках она уверяла, что каждый раз, уходя из кофейни, я уношу с собой частичку ее сердца. Может, ей и вправду так казалось. А может, и нет. Я старался над этим не задумываться. Я стал все дольше засиживаться в кофейне. Вначале полчаса, затем час, наконец полтора, а иногда и все два часа. Работа моя от этого страдала, но я считал, что это не беда. «Пусть себе пострадает, — думал я, — страдание облагораживает». В те дни, когда моей жене не нужно было торопиться к своим психам, мы все утро проводили в кофейне, читая газеты. Эвелин держалась как ни в чем не бывало. Она здорово умела притворяться. Как-то раз Эвелин спросила: — Ты ведь не готов уйти от своей жены? — Нет, — ответил я, — и никогда не буду к этому готов. Она знала, что не сможет заменить мне мою жену, и не мечтала о том, чего не могла. Сказочная Принцесса, казалось, ни о чем не догадывалась. Да и с чего бы ей было меня подозревать? Разве можно представить, чтобы я увлекся пухленькой мастерицей по приготовлению капуччино из Пуэрто-Рико? Той, что трудилась в химчистке, прежде чем целиком посвятила себя искусству капуччино? Той, что однажды призналась мне: «Моя жизнь очень простая — у меня вообще нет жизни»? Однажды утром я проснулся простуженным. — Тебя продуло из-за кондиционера, — вынесла вердикт Сказочная Принцесса. В кофейне было полно народу. Чтобы поскорее выздороветь, я заказал чай с ромом. Каждый раз, едва только Эвелин присаживалась рядом со мной, в кофейню входил новый посетитель. — Да что сегодня творится! — воскликнула она. Моя газета была одновременно ширмой и извинением. Стоило Эвелин встать, я хватался за газету, едва она присаживалась — я откладывал газету в сторону. Часам к одиннадцати народу убавилось. Полубездомная или вовсе бездомная уборщица Соня переодевалась на кухне. Туалет был для нее слишком тесен. Покуривая ментоловую сигарету, Эвелин спросила: — Что с тобой? Почему у тебя такой хмурый вид? Она всегда задавала мне этот вопрос. — Да так, — ответил я. — Может, снова пойдем поменяем лампочку в туалете? Мне кажется, нам надо срочно заменить лампочку. — О’кей, — согласилась она. В туалет она проследовала с сигаретой в зубах. Я шел за ней. Бывают маленькие уборные, но меньше, чем в этой кофейне, мне редко где еще приходилось видеть. — Что будем делать? — Она захихикала и показала мне свои груди. Потом слегка прижала меня к стенке. Но возможно, в уборной просто было слишком тесно. — Осторожно, очки, — предупредил я, — у меня нет с собой запасных. — А ты вообще их сними, — посоветовала она. И я снял очки. Некоторые люди не заботятся о своем теле, другие не обращают внимания на свой дух. Встречаются и такие, которые махнули рукой и на дух, и на тело. Мне больше всего нравится заброшенный дух в относительно ухоженном теле. Впрочем, заброшенные тела меня тоже устраивают. Я чувствую себя уютно рядом с любой заброшенностью. — Мой муж — водитель автобуса, — сообщила Эвелин. — Если он нас застукает, то сперва прикончит меня, а потом тебя. — Приятная перспектива, нечего сказать, — вздохнул я. — А по какому маршруту он ездит? — М1, он заходит сюда раз по двадцать в день. Я хочу тебя, — прошептала она. — А если нас прикончат? — Мне все равно, главное, чтобы мне оставили детей. Это был крошечный туалетик, но если человек хочет по-настоящему, его ничто не остановит, и уж конечно, никак не тесный туалет. Так уборная в кофейне стала местом, в котором мы отдавали дань любви к Богу в первые недели нашего романа. * * * В гамбургерах Петер разбирался так же плохо, как и во взбитом молоке. И все же один гамбургер я съел. Я человек воспитанный. Я надеялся, что, вернувшись в номер, не обнаружу там Ребекки. На маленьком письменном столе я оставил немного наличных. Вполне достаточно для того, чтобы она могла вернуться на такси в Нью-Йорк. Я не хотел, чтобы она добиралась на автобусе. Если вы заняты уходом от жены и всем, что этому сопутствует, делать это нужно в одиночку. А не на пару с курьершами, доставляющими статуэтки от псориазных скульпторш. Но я опасался, что скорей всего найду Ребекку лежащей на диване, в той же позе, в какой я ее оставил. Некоторые люди ужасно упорны. Они связывают свою жизнь с вашей, и этот узел порой бывает не разрубить. — Как тебе гамбургер? Я одобрительно кивнул. — Я же говорил, что тебе нужно что-нибудь съесть. Я снова кивнул. — У тебя есть минеральная вода без газа? — Вода из-под крана? |