Онлайн книга «Предрассветная лихорадка»
|
– О боже. – Я что-то не так сказал?! Лили стиснула трубку так, что рука ее побелела. – Мамочка… Я не знаю… не знаю их адреса. Из старой квартиры нам пришлось переехать в дом со звездой… я не знаю, где она может жить теперь. Боже мой. Мой отец наконец обрел бархатистый тембр голоса. – Ну да! Какой же я идиот! Но мы можем дать объявление! Подадим для нее объявление в газете “Вилагошшаг”! Ее сейчас все читают! Я тут скопил денег, так что организуем! Лили изумилась. Несмотря на весь драматизм момента, в голове у нее мелькнуло: получая пять крон в неделю, на это не скопишь. – Откуда у тебя столько денег? – Я об этом тебе не писал. То есть вам, дорогая Лили. Простите. У Лили перехватило дыхание и, возможно, даже подскочила температура. – Давай перейдем на “ты”, – пробормотала она. Почтовое отделение Авесты в этот момент показалось отцу дворцом. Он восторженно вскинул кулак, показывая сидевшему в двух шагах от кабины Гарри, насколько он счастлив. – Так вот, представляешь, у меня есть дядюшка, который живет на Кубе… Но я тебе напишу потом, это долго рассказывать. Слова иссякли, и они замолчали. Оба крепко сжимали трубки, притиснув их к уху. Лили нарушила молчание первой: – Как ты? Я имею в виду – физически. – Я? Отлично. Все анализы отрицательные. В левом легком есть небольшое пятнышко. И немного жидкости. Остаточные явления плеврита. Но это не очень серьезно. Я сейчас нахожусь в середине лечения. А как ты? – Тоже все хорошо. Ничего не болит. Велено принимать железо. – А температура? – Повышенная. Это нефрит. Ничего особенного. Говорят, вязкость крови понижена. – Какой у тебя показатель СОЭ? – Тридцать пять. – Это ужасно! – Ничего ужасного! Аппетит у меня отличный. Я те-бя очень жду… мы вас ждем! – Да, да, я как раз этим занимаюсь! Готовимся! А по-ка… Я тут написал тебе стих. – Мне?! – Лили покраснела. Мой отец набрал в легкие воздуха и закрыл глаза. – Прочитать?! – Ты его наизусть знаешь? – А то как же. Времени на раздумья не было. По правде сказать, мой отец посвятил Лили уже целых шесть стихотворений. И нужно было выбрать одно, что повергло его в отчаяние. Как бы не ошибиться! – Называется “К Лили”! Ты слушаешь? – Да, я слушаю. Мой отец, не открывая глаз, прислонился к стенке кабины. Я наступил на замерзшую лужу – треснула корка на ней. Сердце мое осторожнее трогай: стоит нажать сильней, хрустнет и разобьется защита – наледь, которой оно покрыто. – Ты еще здесь? У Лили от волнения застучало в висках. Он не слышал ее – только чувствовал, что она на другом конце провода. – Да, здесь. Отец тоже был сам не свой. Он охрип. В трубке что-то шуршало, слова шелестели в ней, как морской прибой. – Ну, тогда я продолжу: Тронь же его невесомым касаньем, радостным мотыльком там, где прячется и не тает боль моя – льдистый ком. Нежно погладь ее легкой рукою – вытечет, выпадет светлой росою… [2] Глава пятая
Помещение, предоставленное госпиталем в распоряжение “Лотты” – женской добровольческой организации Швеции, было убогой каморкой без окон, где едва помещался письменный стол. Напротив стола посетителей ожидал венский стул. Сотрудница “Лотты” фру Анна-Мария Арвидссон чуть ли не после каждой записанной фразы старательно очиняла свой карандаш. Изъяснялась она по-немецки, отчетливо выговаривая слова, чтобы Лили понимала все тонкости. Она уже все объяснила этой очаровательной молодой венгерке. Посвятила ее даже в некоторые детали, которые ее не касались. Например, в то, что Швеция, приняв на своей территории так много больных людей, пошла на немалый риск. И хотя в основном все затраты взял на себя Международный Красный Крест, возникают и непредвиденные расходы. И при этом она еще не сказала о существующих до сих пор трудностях с размещением! Нет, нет, как бы ей ни хотелось помочь, она не может поддерживать такого рода частные инициативы. – И вообще, вы должны это знать, дорогая Лили, что я в принципе не считаю полезными такие визиты. Лили уже и самой наскучило повторять одно и то же, но она все же не отступала: – Но ведь только на пару дней. Кому они помешают? – Никому. Но зачем? Проехать чуть ли не всю страну. Это большие деньги. И куда определить этих парней? Здесь триста больных! Это госпиталь, а не пансион! Вы об этом подумали, милая? – Я не видела их полтора года, – умоляюще посмотрела на нее Лили. Фру Анне-Марии Арвидссон привиделась на сверкающем столе пылинка. Она стерла ее платком. – Предположим, я разрешу. Как ваши родственники будут питаться? В бюджете “Лотты” такие расходы не предусмотрены. Лили пожала плечами: – Как-нибудь. Мы придумаем. – Как легко у вас все решается, Лили! Эти парни ведь тоже находятся в лагере. Я даже не представляю, на что они купят билеты! – У нас есть общий родственник, который живет на Кубе. Анна-Мария Арвидссон вскинула брови. Записала несколько слов на лежавший перед ней лист бумаги. И принялась затачивать карандаш. – И этот родственник прямо с Кубы будет финансировать их вояж? Лили заглянула в глаза чиновнице: – У нас очень дружная, любящая семья. Фру Анна-Мария Арвидссон наконец рассмеялась: – Вижу, вас не переубедишь. Хорошо, я попробую что-нибудь сделать. Но не считайте это обещанием. Лили восторженно вскочила с места. И, неловко перегнувшись через стол, звонко чмокнула фру Анну-Марию Арвидссон. Выбегая, она опрокинула стул. Фру Арвидссон тоже поднялась, аккуратно поставила стул на место и, достав носовой платок, стала задумчиво стирать со щеки след благодарного поцелуя. * * * На стокгольмском вокзале раввин Эмиль Кронхейм проворно поднялся в вагон. Это был аскетичного вида худой человек с невообразимой копной непослушных волос. С тех пор как шведские власти возложили на него почетную миссию – служить в эти трудные времена духовной опорой своим соплеменникам и единоверцам, его имя и адрес можно было увидеть на доске объявлений в каждом реабилитационном лагере Швеции. И по этой причине не менее трех недель в месяц Эмилю Кронхейму приходилось проводить в дороге. Он объездил страну вдоль и поперек. Иногда проводил групповые беседы, иногда же часами, до наступления темноты, в почти неподвижной позе выслушивал кого-нибудь одного, приободряя его только движением глаз. И никогда при этом не уставал. |