— Да… — совершенно растерянно смотрел на сына Андрей, вглядываясь в крошечное сморщенное красное личико младенца.
    — Он очень хороший. У вас очень красивый сын, — Карл чуть не расплакался и побыстрее повернулся, собираясь уходить. Вдруг он остановился и снова подошел к Андрею: — Скажите, пожалуйста, ваш адрес, чтобы я мог всегда вас найти. Когда он подрастет, — кивнул он на малыша, — мы приглашаем вас к нам в Баварию. Мы живем в большом доме, и вам всегда найдется место. Вы сможете хорошо отдохнуть, мы покажем вам Германию. Моя жена Хельга — она очень добрый человек…
    — Да, конечно, — Андрей назвал свой почтовый адрес, и немец аккуратно записал его латинскими буквами в свой маленький блокнотик. Затем он еще раз посмотрел на мальчика, лежавшего на руках Андрея, и тихо произнес: — Мы очень к нему привязались. Он нам стал, как сын. Не обижайтесь на нас. Мы искренне желаем вам счастья. Простите нас, Ольга!
    Он поклонился матери и вышел, едва сдерживая слезы.
    Под удивленный и восхищенный гул набившихся в палату людей Андрей Сергиенко подошел к Ольге и опустился с ребенком на руках на колени перед ее кроватью.
    — Это наш сын, Ольга!
    — Да, я знаю.
    — Это наш…
    — Я видела его во сне.
    — Да.
    — Посмотри, как он похож на тебя.
    — Конечно. Но носик твой. И ямочки на щеках! Какого цвета у него глаза?
    — Я еще не знаю. Он спит.
    — Наверное, голубые. Как у тебя.
    — А может, и карие, как у тебя, у папы.
    — Оля, ты веришь в чудо?
    — Смотри, а разве это не чудо?
    — Оленька, наш сын жив! Он с нами!
    — Да, Андрюшенька!
    В этот момент мальчик открыл наконец глазки.
    Они оказались голубыми-голубыми, светлыми, почти прозрачными. Такими же, как у его мамы.
    Он смешно наморщил носик, сложил губки трубочкой, почмокивая, и вдруг заплакал, сморщился, сразу став похожим на старичка.
    И тогда, прижавшись к сыну, расплакалась и Ольга, а перед ними на коленях стоял Андрей, ласково и успокаивающе поглаживая жену по голове…
    Через десять минут Ольга приложила своего мальчика к груди, и, как исключение (впрочем, и этот день в больнице было слишком много исключений из обычного режима!), врачи разрешили Андрею присутствовать во время первого кормления ребенка.
    Слава Богу, каким-то чудом (еще одним чудом!), несмотря на все пережитые ею потрясения, молоко у Ольги не пропало, и Александр, как сразу, не сговариваясь, назвали его родители, стал жадно сосать, причмокивая маленькими губками и снова умиротворенно закрыв свои голубые глазки…
    А к границе несся «Мерседес» с баварскими номерами цвета «серый металлик».
    Он несся, не разбирая дороги, не обращая внимания на ямы и колдобины, на бешеной скорости.
    На заднем сиденье, свернувшись калачиком в бессильной тоске, тихо плакала Хельга…
III
    Прага встретила их солнцем, в лучах которого ярко сверкали шпили многочисленных и многообразных башенок старинных зданий.
    Было очень тепло, и не верилось, что стояла осень. Погода в Одессе, хотя она и южнее, в эти дни была дождливой, и, только добравшись до Праги, они наконец почувствовали настоящее очарование золотой осени.
    Бобровский смотрел на город во все глаза, не в силах оторваться от потрясающего зрелища. И даже Банда, уже видевший Прагу, был изумлен тем, как по-новому открывается для него этот город, как неповторим он, сколько бы раз ни попадал на эти старинные улицы человек, город раскрывал перед ним все новые и новые грани.
    Да, черт возьми, везет же людям, которые живут «в окружении такой красоты!
    — Слушай, давай поселимся в центре, — возбужденно предложил Бобровский, сверкая глазами. — Нам будет удобнее всего…
    — Не уверен. Во-первых, — постарался остудить пыл товарища Банда, — это дорого. За номер в хорошем отеле берут по сто пятьдесят и более долларов в сутки.
    — Нам дали деньги…
    — Для того, чтобы мы шиковали в пятизвездочных отелях?
    — Ну, а во-вторых?
    — А во-вторых, в центре ограничено движение машин. В основном это пешеходные зоны, поэтому лучше жить в другом месте.
    — Ну, как знаешь.
    — Не расстраивайся. Ты еще не видел чешских гостиниц. Я здесь уже бывал и одну такую знаю. Сейчас увидишь. Наши гостиницы по сравнению с ней — бараки.
    Он привез друга на Сальдову улицу, ориентируясь отчасти по памяти, но в основном по карте, и затормозил у «Карл Инн-Отель» — огромного красивого здания.
    — Вот здесь мы и поселимся. Долларов пятьдесят — это максимум, что с нас возьмут. Пошли!
    Отель действительно поражал своей… нет, не роскошью. Скорее домашним уютом и какой-то семейной атмосферой. Он был таким аккуратненьким и чистым, с такой доброжелательной и предупредительной прислугой, что Бобровский не мог поверить, что такое вообще возможно.
    Номер, теплый, просторный и красивый, имел все удобства и все, необходимое для нормальной жизни, — две комнаты, телевизор, холодильник, телефон.
    Устроившись, ребята решили погулять по Старой Праге. Все же начинать работу с вечера смысла не было, а возможность посмотреть один из красивейших городов мира представляется не каждый день.
    Они постояли на Карловом мосту, вышли на Староместскую площадь, запрокинув головы, глядели на умопомрачительной высоты готические шпили, зашли в Собор Девы Марии перед Тыном, прошлись по Градчанской площади.
    Красота города была столь великолепной и впечатляющей, что навевала даже какую-то непонятную грусть — ведь все чудесное когда-нибудь кончается, и здесь, на этих узких мощеных улочках, невольно думалось о том, сколь короток миг счастья.
    Поэтому, чтобы немного развеяться и поднять настроение, они забрели в ресторан «Макарска», что на Малостранской. Заплатив за двоих всего-то двадцать долларов, ребята вышли из заведения с таким чувством, будто они никогда не ели так вкусно и так сытно. Вдобавок никогда не пили столько прекрасного пива. Именно так они назвали замечательный чешский напиток под интригующим названием «Велькопоповицке-Козел».
    Они еще долго бродили по городу и вернулись в гостиницу только к полуночи, захмелевшие, сытые, счастливые и смертельно уставшие. Напряжение последних суток дало о себе знать, и, чуть коснувшись головами подушек. Банда и Бобровский провалились в сон. И в снах их кружилась и сияла красавица Злата Прага…
    
* * *
    — Ни хрена себе особнячок! — удивление Бобровского было совершенно искренним, и даже Банда изумленно покачал головой, когда они, медленно катясь по асфальтовой дороге, проехали мимо дома по адресу, указанному Рябкиной и Берхардом.