Книга Глубокое бурение, страница 31 – Алексей Лукьянов

— Да он вообще сикавка, — подтвердил Трефаил.

— Сюда их, живо, — оскорбился Эм-Си Кафка.

Задержанных втолкнули в кабину редактора.

— Моя велик! Моя очень велик! — вскочив на редакторский стол, сотрясал кулачками Эм-Си, сбиваясь на чурекский акцент.

Сууркисат с Тургением переглянулись.

— Осторозно, моя масына едет вперед, — и оскорбительно заржали.

Эм-Си побагровел.

— Вы арестованы за террористическую деятельность, — уже без акцента отчеканил он. — Вы опорочили имя и должность Большого Папы, читали несанкционированные известия и оказали сопротивление властям. Об оскорблении меня при исполнении я умолчу — этот вопрос мы еще провентилируем, в частном порядке…

— Протестую, — заявил Тургений. — Новости санкционированы Большим Папой, никого я не оскорблял… то есть мы не оскорбляли… И последнее — я читал с листа, присланного по факсу лично Вальдемаром Некрасовичем.

— Что? — округлил глаза Эм-Си. Оперативники при этом подтянулись и отдали честь портрету Папы, висящему на стене. Новичка поставили на ноги и приставили безвольную руку к козырьку.

— Вот, почитайте, — и Мумукин протянул Кафке страницу с известиями.

Эм-Си машинально взял в руки улику и непонимающим взглядом уставился в текст.

— По-моему, ты совершил крупную ошибку, перевернув лист вниз головой, — прошептал Сууркисат.

— Покажи мне хоть одного чурека, который умел бы читать, и я съем какашки, — так же тихо ответил Тургений.

— Ничего не понимаю… — возмущенно фыркнул Кафка, трепля бумагу в руках, потом перевернул лист… — А, вот теперь понятно.

Быстро пробежав глазами по тексту, главный котовец в недоумении уставился на арестованных:

— Это же позавчерашние известия.

— По-моему, ты съешь какашки, — заметил Трефаил.

— Мне тоже так кажется, — покраснел Мумукин. — Никогда больше не буду шовинистом. Драпаем.

Минуты две прошло, а котовцы никак не могли понять, куда побежали арестованные.

— Кхым… Мнэ… — прочистил горло Лиффчинг. — Вы… как бы это помягче сказать… догонять их будете, или пусть бегут?

Безумный взгляд Кафки уперся в переносицу редактора.

— Что?

— Я… кхым… вы их будете ловить?

— Кого?

— Ну… этих… Диверсантов.

До Кафки дошло, что арестованные просто-напросто сбежали. Постепенно это поняла и опергруппа. Кроме новичка, пребывавшего в нокауте.

— Остолопы! — заверещал Кафка. — Догнать! Сиктым на кутак!

Карабулдык чикалдык! Аглы!

Котовцы загрохотали коваными каблуками в направлении пожарной лестницы.

— Стучать будешь? — Кафка посмотрел на Худойназара.

— Лично вам.

— Молодца.

На первом этаже, представ пред светлые очи дежурного, беглецы притормозили.

Пожалуй, впервые в жизни стражу давался шанс отличиться и продвинуться по службе. Он понял, что каким-то образом террористам удалось избежать встречи с опергруппой, и решил выполнить всю работу сам.

— Сдаюсь. — Трефаил поднял руки, но движения не прервал, а даже ускорился.

— И я сдаюсь, — повторил маневр Тургений.

Котовец ласково улыбнулся, но расслабился он зря. Сууркисат подошел к охраннику на расстояние поцелуя и двинул коленом в самое незащищенное место. Не ожидавший такой подлости страж захныкал, выронил УЗИ из слабеющих рук, устремленных если не защитить, то хотя бы пожалеть уязвленный орган. Тургений подхватил оружие на лету, с особым цинизмом отдавил охраннику обе ноги поочередно и таинственно шепнул:

— Я тебе сейчас глаз высосу.

Глаза дежурного закатились, и он упал в обморок.

Первое, что увидели беглецы на улице, — «Шибейя» Эм-Си Кафки.

— Клевая тачка, — позавидовал Тургений. — Бешеных бабок стоит.

— Знаешь, чья? — Трефаил устремился к машине и решительно открыл дверь. — Моя.

Упрашивать не пришлось — Тургений нырнул внутрь и стал баловаться рулем.

— Кыш, я поведу. — Сууркисат сел за руль.

— А ты умеешь? — Мумукин опасливо покосился на друга, пока тот разглядывал приборную доску и искал зажигание.

— Ложись! — Трефаил накрыл собой тело Тургения: из здания выскочили котовцы.

— А нас здесь не будут искать? — просипел Мумукин. — Ой, кнопочка какая-то…

Машина взревела и рывками поехала вперед, выстреливая облачка черного дыма. Сууркисат выпрямился и посмотрел на дорогу, Тургений тоже поднял голову.

— Дави, дави их, еппона мама! — радостно завопил он, увидев, как котовцы бросились врассыпную.

— Не оказывай на меня морального давления! — огрызнулся Сууркисат.

Он вращал руль, крутил все рукоятки подряд, пытаясь добиться стабильной работы парового двигателя. Наконец поршни заработали чаще и ритмичнее, дым повалил столбом, машина поехала ровнее.

— Поехали! — завопил Тургений так, будто сам сидел за рулем. — Тормози.

Сууркисат утопил педаль тормоза: проезжая часть разверзлась перед ними всей своей безысходной непроходимостью и напоминала кипучую стремнину горной реки. Попасть в это течение означало верную смерть.

Мумукин посмотрел в зеркало заднего вида. Котовцы уже пришли в себя, мало того — на улицу выскочил хозяин паровика.

— Моя твоя кушать! Ритуально! — бесновался он на крылечке небоскреба, обрушивая на своих подчиненных потоки сановной ненависти.

Оперативники приходили в себя медленно, но и до них дошло, что паровик их шефа захвачен террористами.

— Твоя слушать моя! — крикнул Кафке Сууркисат. — Моя брать заложник.

— Какого еще заложника? — опешил Эм-Си.

— Твою машину.

Кафка вновь впал в ступор.

— А на фиг нам его машина? — шепотом спросил Тургений.

— Ты что — глухой? — разозлился Трефаил. — Я только что сказал — в заложники.

— А ему она на фиг?

Эм-Си приказал:

— Взять их!

Все-таки исполнительность у котовцев была на высоте. Издав воинственное «УРА» (Уроем Растлителей Архипелага), они ринулись на штурм паровика, даром что тот стоял без движения, только взбрыкивая задними колесами.

— Какое мужество! — восхитился Трефаил и въехал в транспортный поток, опрокинув несколько замешкавшихся машин, круто развернулся — и поехал по встречной полосе.

Тургений причитал:

— Ой, рябина кудря-а-ва-а-я-а. Куда же тебя несет, сво-о-ло-очь?